Плутония

Отдаляясь от стойбища, Иголкин по временам издавал резкий свист, к которому приучил собак. Последние все время держались вокруг орды, повинуясь этому свисту. Иголкин кормил их отбросами, но собаки сильно одичали, так как первобытные люди боялись их и не допускали к шалашам. Часть собак погибла в борьбе с разными хищными зверями, остальные ушли теперь с ордой на охоту, и на свист каюра прибежали только пять собак, оставшихся в окрестностях стойбища. Они следовали в некотором отдалении за нартами, но в руки не давались и огрызались на подбежавшего к ним Генерала. Их нужно было в течение нескольких дней приручать кормлением, чтобы получить упряжку хотя бы для одной нарты.

Прошагав двенадцать часов и сделав около пятидесяти километров, расположились наконец на ночлег, уверенные, что их уже не догонят.

НАПАДЕНИЕ ПЕРВОБЫТНЫХ ЛЮДЕЙ

На ночлег остановились на большой поляне. Юрту поставили на всякий случай среди поляны, чтобы никто не напал неожиданно из-за кустов. Караулили поочередно. Кроме того, собаки, по-видимому, узнали юрту и расположились на снегу по соседству; к самой юрте Генерал их еще не допускал.

Во время дежурства Каштанова Генерал встревожился, заворчал, потом начал лаять, не переставая. Каштанов заметил, что вокруг всей поляны кусты слегка шевелятся и потрескивают. Он немедленно разбудил товарищей, которые выскочили с ружьями.

Убедившись, что неожиданное нападение не удалось, люди вышли из леса, окружили всю поляну и стали теперь медленно и нерешительно сходиться к юрте. Это были женщины, вооруженные копьями и державшие в зубах ножи. За ними видны были девочки с дротиками. Но пустить оружие в дело они не решались: видимо, надеялись взять колдунов голыми руками, как в первый раз, чтобы заставить их вернуться в стойбище. Поэтому Иголкин удержал товарищей от немедленной стрельбы, собираясь поговорить с ордой, но на всякий случай предложил заменить пулю в одном стволе каждого ружья патроном с мелкой дробью.

— Дробью по ногам с них будет достаточно, — сказал он. — А если, паче чаяния, это не подействует, тогда уж угостим их пулями.

Когда женщины приблизились шагов на тридцать, Иголкин замахал руками и закричал:

— Стойте, слушайте! Я запретил вам преследовать нас. Вы не послушались. Наши огненные стрелы готовы, и кто посмеет подойти ближе, будет поражен ими! Уходите назад!

Остановившиеся дикари выслушали слова Иголкина и стали переговариваться. Потом одна из женщин крикнула что-то, а другие в знак согласия замахали руками.

— Они приглашают нас двоих вернуться к ним — орда не может без нас жить. А остальные пусть уходят… — перевел Иголкин, а потом закричал: — Волшебники не могут жить долго с людьми! Мы уходим на зиму в свои шалаши на больших льдах, а весной вернемся. Уходите скорее!

Но часть женщин подвинулась на несколько шагов вперед, а одна из оруженосиц с юношеской дерзостью быстро бросила дротик, который пролетел мимо правого уха Каштанова и вонзился в юрту.

— Ну, делать нечего, надо стрелять, пока они не осмелели! — вскричал Боровой. — Дробью по ногам в разные места круга, там, где они стоят кучкой! Раз, два, три!

Грянуло шесть выстрелов, и в ответ на них из разных частей кольца женщин раздались крики и вопли раненых. Повернувшись кругом, все бросились бежать к лесу; многие хромали, оставляя на снегу капли крови. Девушка же, пустившая стрелу в Каштанова, после нескольких шагов упала и осталась лежать неподвижно.

— Ну, что же дальше? — спросил Громеко, когда последние беглецы скрылись в кустах. — Ждать еще нападения или они больше не посмеют?

— Я думаю, с них достаточно, — заметил Иголкин. — На всякий случай зайдем в юрту, чтобы дротик какой-нибудь шальной девчонки не попал в нас.

Предосторожность эта оказалась излишней. Женщины с воем удалялись все дальше, и скоро все затихло. Собаки перестали лаять, устремились к упавшей девушке и жадно лизали теплую кровь, лившуюся из раны. Иголкин, а вслед за ним и другие побежали туда же, чтобы отогнать одичавших собак.

Осмотрев упавшую, путешественники увидели, что рана только одна — на правой ляжке, но кровь льется сильно.

— Странно, мелкая дробь не могла сделать такую рану, — заметил Папочкин.

— Кто-нибудь из нас по ошибке выстрелил из ствола, заряженного пулей.

— Это я целился в нее! — заявил Каштанов.

— Бедняжка жива, — сказал Громеко, исследовав лежавшую, — она только лишилась сознания от испуга и боли. Пуля прошла через мягкую часть ноги, не задев кость, но здорово разорвала ей мускулы.

— Что же мы будем делать с ней? Остальные ведь убежали.

— Придется взять ее с собой как пленницу. А когда поправится, отпустим на волю.

— Отпускать?! — возмутился Папочкин. — Ни в коем случае! Мы ее доставим на «Полярную звезду» как великолепный экземпляр первобытного человека, близкого к обезьянам. Какой это будет клад для антропологов!

Громеко сходил в юрту за перевязочными материалами, остановил кровь, забинтовал рану. Во время этой операции девушка открыла глаза и, увидя себя окруженной колдунами, вся затряслась от страха.