В этот миг сзади неслышно подкрались те трое, что влезли через окно при помощи пожарной машины. Двое взяли, как в железные клещи, в свои руки запястья Боброва прямо так, как они покоились — в карманах. Третий упер Геннадию в спину автоматный ствол и строго попросил:
— Не двигаться!
Подскочили помочь еще и те, что ломились в дверь.
Взятый врасплох Секач не сопротивлялся. Из его карманов оперативники извлекли пистолет и гранату «лимонку». К счастью, чека оказалась на месте.
Скованного наручниками Боброва Турецкий в сопровождении двоих милиционеров повез в райотдел, а Сергеев с помощниками остались проводить осмотр помещения.
Александр Борисович не продумывал тактику допроса Геннадия Боброва, не готовился к изнурительному и долгому поединку с подозреваемым. В данном случае успех следственных действий зависел только от того, сумеют ли найти сыскари доказательства.
Геннадий сидел перед следователем на привинченном к полу табурете. Сидел прямо, расслабленно опустив широкие от накачанных мышц плечи.
— Начнем? — спросил Турецкий.
Секач подавил зевок, спросил в свою очередь:
— Спать не хотите?
— Уже перехотел. А что?
— Ничего! Я поспал бы.
— Чем быстрее мы закончим, тем быстрее вы сможете отправиться в камеру.
— В камеру? Это за что же?
— Сейчас с вами вместе и выясним.
— Ну прям! Буду я вам помогать самого себя засадить!..
Александр придвинул к себе протокол допроса подозреваемого.
— Так как при вас не обнаружено никаких документов, удостоверяющих личность, назовите, пожалуйста, имя, фамилию, отчество.
— Бобров, Геннадий Леонидович.
— Следователь Турецкий, — представился Александр Борисович и спросил: — О каком это генерале вы говорили перед задержанием?
— Я?
— Вы.
— А то не знаете!
В этот момент в дверь постучали. Вошел сержант с большой папкой в руках. Обойдя стороной сидящего почти в центре комнаты Секача, он подошел к столу и отдал ее Турецкому. Сверху к папке был прикреплен белый квадратик листка для записей, на нем размашистым почерком Сергеева написано: «Колоть не придется, все нашли».
Бобров молчал, но смотрел на папку настороженно.
Александр Борисович откашлялся и сказал официально:
— Гражданин Бобров, вы задержаны по подозрению в убийстве.
Секач подпрыгнул на табурете так, что та натужно заскрипела под тяжестью крепкого тела.
— Вы че?! Вы думаете, я Генерала?..
— Нет. Речь не об этом преступлении.
— О чем тогда?
— О том, что было в Челябинске.
— А-а!.. — даже улыбнулся Бобров. — Не, не шейте мне это! Я Смысловых не убивал!
— Вы неопытны, Геннадий Леонидович. Боюсь, что раскалывать вас было бы совсем неинтересно. И не заметили, как проговорились, я ведь вас совсем не об этом спрашиваю…
Жесткое, загорелое лицо Секача приняло глуповатое выражение.
— Что — проговорился? Что? Не пойму, чего вам надо.
— Пока я спрашиваю об убийстве Кондратьева Григория Константиновича, которое имело место быть два года назад.
— А я при чем?
— Вы его застрелили, потом хотели устроить пожар в квартире, но поторопились…
— Чего — поторопился?
Бобров, судя по всему, был выбит из колеи, никак не мог собраться с мыслями, задавал бестолковые вопросы, словно отбрехивался.
— Вы, Геннадий Леонидович, сначала зажгли бумаги и тряпки, а потом уж вспомнили, что есть газ, открыли все четыре конфорки, но взрыва не получилось — тот костерок, который вы разожгли, сожрал кислород, необходимый для создания взрывоопасной смеси.
Бобров затряс головой, словно прогоняя пугающее его видение.
— Подождите-подождите! Я ничего не подписал пока, так?
— Да.
— Тогда вопрос: откуда вы знаете?
— Вы фильм «Семнадцать мгновений весны» хорошо помните?
— Ну так… А при чем тут?..
— В этом фильме есть Мюллер, который говорит: то, что знают двое, знает и свинья.
Секач хмыкнул:
— Это вы о себе так грубо?
— Нет, — улыбнулся Турецкий. — Себя я, иногда случается, уважаю. Вы к словам не цепляйтесь, они иногда имеют иносказательный смысл. А что касается ваших подвигов, Геннадий Леонидович, то они достаточно подробно изложены в этой папочке, а подготовил ее для ознакомления сам Фрол Колбин по кличке Генерал.
— Зачем это ему было надо?
— Предполагаю, для того, чтобы держать своего верного Секача на коротком поводке.
Бобров криво усмехнулся:
— И кличку знаете?
— Знаем.
— Говорите, значит, на коротком поводке? А если вы меня на понт берете?
— Нам ни к чему. Если бы вы были подозреваемым без такого увесистого мешка улик за спиной, тогда да, возможно, в какую-нибудь игру поиграли бы. А так вы можете только удостовериться, что Генерал, оформляя ваше досье, ничего не напутал. Ну и, конечно, душу облегчить чистосердечным признанием.
— Вот только про душу не надо, гражданин следователь!
— Отчего же, Геннадий Леонидович? Мне с вами играть в кошки-мышки ни к чему, поэтому и обещать ничего не стану.
— Нужны мне ваши обещания!