Плотское желание (ЛП)

Его руки оказываются под моей футболкой в тот момент, когда он целует меня, горячие и жаждущие, скользящие по моей коже, когда он задирает мою майку. Я стону, не желая того, удовольствие проносится по моей коже с каждым движением его пальцев, и Данте мрачно усмехается.

— Это все равно должно было случиться, птичка, — шепчет он мне в губы. — Ты не могла оставить меня сегодня без этого.

Он прав, и на краткий миг я ненавижу его за это. Но не могу долго терпеть.

Я бы никогда не смогла.

— Я не хочу, чтобы ты когда-либо покидала меня. — Пробормотал он эти слова между поцелуями, стягивая мою рубашку через голову, его пальцы добрались до застежки моего бюстгальтера. — Я хочу, чтобы ты была моей, птичка.

— Ты не это имеешь в виду. — Я задыхаюсь, когда его руки накрывают мою грудь, лепят ее, пальцы грубо пощипывают соски, а его рот снова накрывает мой. Он поворачивает меня своим телом, оттесняя к лестнице, и мои руки прижимаются к гладкой коже его груди. Я хочу оттолкнуть его, хочу приблизить его, хочу всего и сразу.

— Я никогда не хотел ничего больше. — Он еще сильнее прижимает меня к себе, и я задыхаюсь, ударяясь лодыжкой о нижнюю ступеньку лестницы. — Больше никого нет, Эмма. Не было с того самого момента, как я тебя увидел.

А потом он подхватывает меня на руки, и прежде, чем я успеваю возразить, что ему нужно быть осторожнее с новой татуировкой, он снова целует меня.

Я уверена, что мы упадем с лестницы. Он не видит, куда идет, прижимая одну руку к моему затылку и прижимая мой рот к своему, а другой рукой обхватывая мою талию. Я цепляюсь за него, обхватывая ногами его бедра, уверенная, что в любой момент он может споткнуться. Но Данте несет меня вверх по лестнице, в огромную, похожую на чердак спальню и на свою кровать.

Когда он укладывает меня на одеяло, от взгляда его глаз у меня перехватывает дыхание.

— Только ты, — хрипит он, одной рукой задирая верхнюю часть своих джоггеров, а другой нащупывая пуговицу моих шорт.

— Ты забудешь обо мне, — шепчу я, почти отчаянно, как будто я не думала раньше о том, как неизгладимо я запечатлена на его коже. Как будто я не получаю удовольствие от этого факта.

То, как он смотрит на меня, говорит о том, что он думает о том же.

— Как я смогу? — Он расстегивает молнию, стягивает мои шорты и трусики вместе и бросает их на пол. За ним следуют его джоггеры, пока он тоже не оказывается голым, а его член становится таким твердым, что его кончик задевает пресс. Мне отчаянно хочется прикоснуться к нему, и я сжимаю руки в кулаки, чтобы остановить себя. — Ты на мне. Во мне. До конца своих дней я никогда не смогу забыть тебя, Эмма. И я бы не хотел, чтобы было иначе.

А потом его руки оказываются на моей талии, приподнимают меня и толкают обратно на кровать, а он устраивается между моих ног и закидывает их себе на плечи.

Данте не дразнит меня, не прижимает к себе. Его язык проникает между моими складочками, горячий и настойчивый, скользит от моего входа к клитору в долгом облизывании, от которого я дрожу, а мои пальцы впиваются в одеяло. Он проводит языком по моему клитору, почти мгновенно нащупывая нужный ритм, и от горячего, влажного скольжения его языка у меня чуть глаза не закатываются. Он поглощает меня, как будто хочет заставить меня кончить как можно быстрее, и я знаю, что это не займет много времени. Чувства захлестывают меня, заставляя извиваться на его языке и стонать его имя, прижимаясь бедрами к его лицу, а его рука скользит по моему животу, чтобы удержать меня на месте.

— Данте! — Я почти выкрикиваю его имя, прижимаясь бедрами к его рту, когда начинаю кончать, пульсация между ног проникает в меня, и я едва могу дышать. Он не останавливается, не отпускает меня, только грубо вводит в меня два пальца, когда я начинаю кончать, сильно толкаясь. Я бьюсь о его руки, стону, чувствую, что разрываюсь по швам, а Данте гладит меня пальцами и языком, доводя до оргазма, который по интенсивности превосходит все, что я когда-либо испытывала раньше.

Он отрывает свой рот, пальцы держат меня открытой, пока он поднимается вверх, набухшая головка его члена жадно прижимается к моему мокрому входу за мгновение до его толчка внутрь меня.

Я издаю почти крик, когда он заполняет меня, горячий и твердый, его бедра встречаются с моими с почти порочными ударами, когда он снова прижимается своим ртом к моему. В этом есть отчаяние, почти первобытная потребность, от которой у меня перехватывает дыхание, и я переплетаю свои ноги с его ногами, встречая каждый его толчок снова и снова.

Все, что я могу сделать, это не впиться ногтями в его плечи и спину. Вместо этого я путаюсь в одеялах, выгибаю спину, прижимаясь грудью к его груди, и рука Данте пробирается сквозь мои волосы, снова притягивая мой рот к своему.

— Я не хочу отпускать тебя, птичка, — дышит он, и я закрываю глаза, умоляя себя не плакать.

Не сейчас.

Не сейчас, когда это последний момент, который мы собираемся разделить, потому что так и должно быть.