Плотский грех

– Нет, ее это приводило в восторг, – ответил Руфус. – Она честно считала свою болезнь наследственной, поэтому все, позволяющее думать, что мы не произведем потомства, ее радовало. Она ничего для нас не жалела, старалась удержать дома в свои последние годы. Я думаю, она радовалась нашим визитам, потому что мы всегда находили что ей рассказать. Мы старались сделать наши рассказы о шоу-бизнесе и геях такими же захватывающими, как круизы на океанских лайнерах, в которых ей так и не довелось побывать. – Он обнял Ра за талию. – Самая крупная удача в нашей жизни, Кармайн, это то, что мы всю жизнь вместе. Ох, успех и комфорт – вещи, конечно, замечательные, но в нашей с Ра паре они не главное. Главное – наша великая любовь.

– Это я вижу, – буркнул Кармайн, вставая из-за столика. – Благодарю вас за откровенность и разъяснения. Столько смертей!

– Большей частью от естественных причин, – сказал Руфус, провожая его. – В тогдашнем мире, при отсутствии антибиотиков и квалифицированных акушерок, было гораздо труднее выжить, чем в мире нынешнем. Я имею в виду, что самым крупным убийцей на планете справедливо можно назвать пневмонию.

Проводив Кармайна, он вернулся в театр и сел рядом с Ра.

– Как все прошло, по-твоему? – спросил Ра.

– Обычные байки. Он просто собирает информацию.

С Ра было довольно семейной истории Карантонио, и он вернулся к тому, что его интересовало.

– Я думаю, нам надо привезти сюда Роджера, чтобы он отрепетировал свои номера. Если он все еще хочет играть главные роли в бродвейских постановках, то ему придется денек-другой пострадать здесь, вдали от всех своих друзей. Если Тодо не проработает с ним лично сценический танец, ничего не получится. Почему танцоры не хотят признавать, что певцы с великими голосами не танцуют, как Фосс?

– Фред Астер пытался доказать то же самое двадцать пять лет назад, – сказал Руфус. – Роджер Дартмонт, возможно, не Фосс и не Астер, но в части пения может заткнуть за пояс обоих.

Ра запел:

– Спектакль ты должен нам спасти, О, Тодо. Не дай на свет произвести Урода.

Пятница, 15 августа 1969 года

«Писать научную статью сейчас смерти подобно», – подумала доктор Джессика Уэйнфлит. Она сидела за своим письменным столом, вкладывая записи в одну из аккуратными стопками разложенных вокруг папок. Попутно Джесс следила за тем, чтобы ни в коем случае не развязывать полосатую ленту, которой была перевязана та или иная стопка, прежде чем перевязать заново предшествующую ей. День выдался самый обыкновенный и не представлял собой ничего захватывающего: ни один пациент не продемонстрировал признаков изменений к лучшему или к худшему, а шимпанзе, которого Ари Мелос планировал на следующий день использовать для стимуляции и имплантации электродов, обнаружил симптомы «недомогания», как назвал их Мелос, не зная, как еще описать бессловесного примата, страдающего от чего-то, пока не ясно выраженного. Была ли то простуда или некая инфекция – в любом случае животное со всей определенностью не могло в эти выходные подвергаться нейрохирургии.

Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда вошел Уолтер Дженкинс. Джесс коротко ему улыбнулась и ответила на властные призывы телефонного аппарата, которые ни один современный человек, похоже, не в силах игнорировать. Власть, которой обладает этот неодушевленный предмет, приводила доктора в восхищение. Кивнув, Уолтер сел напротив, отмечая ее нарастающее раздражение, – оно, вероятно, кажется ему какой-нибудь внеземной болезнью, с оттенком иронии подумала Джесс.

– Будь прокляты комитеты по распределению субсидий! – выпалила она, швыряя трубку на рычаг. – Национальный институт здравоохранения хочет, чтобы я завтра подменила кого-то в Бостоне.

– Со мной все будет в порядке, – заверил он, как будто читая ее мысли. – Не надо меня вырубать лекарствами или отсылать обратно в Психушку. Моя дорожная карта растет с каждым днем – теперь я могу видеть то, что находится за поворотом.

Ошарашенная Джессика некоторое время пристально смотрела на Уолтера – достаточно долго, чтобы выбить из колеи обычного человека, но только не Дженкинса – тот просто ждал, пока она закончит о чем-то там думать.

– Когда ты понял, что случится с тобой, если я уеду?

– Даты даются мне тяжело, Джесс, это не изменилось. Некоторое время назад – вот все, что я могу сказать.

– Но ты осознаешь, что произойдет?

– Конечно. Если ты уедешь только на выходные, мне дадут дозу успокоительного и запрут в моей комнате здесь, в ХИ. Если на более долгий срок, я отправлюсь обратно в Психушку. Там меня не обижают, но я ее ненавижу.

– Ты знаешь, зачем это делается?

Аквамариновые глаза презрительно блеснули.

– Я не идиот, Джесс. Если тебя нет поблизости, они беспокоятся, что я могу вернуться к Прежнему-Уолтеру.

– И что ты об этом думаешь?

– Прежний-Уолтер мертв. Они тоже это знают, но это знание не может убить их страх перед Прежним-Уолтером. Он был скверным человеком.