Плотский грех

– Нет! Нет, нет… Лишние день или два не сыграют никакой роли. – Глаза его наполнились слезами; он отвернулся от Эйба и судорожно сглотнул. – Им не дали покоя даже после смерти, бедняжкам. «Спускались и поднимались по лестнице, незамеченными»… Конечно, они были зомби, как она могла этого не видеть?

– Она хуже Уолтера, – сказал Эйб. – Их лишили жизни совершенно хладнокровно.

Повернувшись, Кармайн зашагал обратно к круглому помещению под башней, где мог поговорить с Эйбом, не будучи подслушан ни живыми, ни мертвыми.

– Наша стратегия, Кармайн? – осведомился Эйб.

– Сколько сейчас времени?

– Одиннадцать двадцать одна.

– Хорошо. Мы оставляем здесь четырех патрульных на случай, если Уолтер соберется удрать. Он – убийца, который отбывает пожизненный срок, так что, поскольку под угрозой человеческие жизни, будет приказ стрелять на поражение. Фернандо отдал такой же приказ. Такими полномочиями наделил нас сам комиссар. Я прямо сейчас иду повидаться с надзирателем Ханрааном, у меня с ним назначена встреча. Ты, Лиам, Тони и Донни ступайте в «Мейджор майнорс» и пообедайте. Будем надеяться, что надо мной сжалится надзиратель и накормит. Затем, в час дня, встречаемся снаружи, у входа на территорию Психушки. Как только минуем ворота, сразу направляемся в ХИ. Я встречусь с доктором Уэйнфлит, а остальные будут ждать меня у входа. Если появится Уолтер, вы его арестуете – ручные и ножные кандалы, ясно? Если к половине он не покажется, я присоединюсь к вам.

– Будем молиться, чтобы все это поскорее закончилось, – сказал Эйб.

– Я иду обратно в лес. Увидимся в час.

Надзиратель Джеймс Мюррей Ханраан на протяжении многих лет жестоко страдал по прихоти доктора Джессики Уэйнфлит, или по крайней мере так он расписал это Кармайну во время первых желчных минут долгого и страстного повествования. С урчащим от голода желудком капитан покорился необходимости выслушивать бесконечные жалобы, предполагая, что, если не возражать, тирада Ханраана закончится скорее, поскольку жалобщик выплеснет какую-то часть своего раздражения.

– Вот что происходит, когда неопытные госслужащие пытаются совместить две несовместимые вещи! – бушевал надзиратель. – Вместо того чтобы позволить мне надлежащим образом соблюдать максимально строгий режим содержания, меня вынуждают отступать на задний план перед лицом дуры, страдающей навязчивым неврозом! Влияние, которое она приобрела в Вашингтоне, Хартфорде и Холломане, меня озадачивает! Я всего лишь служба содержания ее подопытных животных, поставщик хорошо откормленных объектов ее экспериментов. Говорю вам, эта женщина опасна!

– Я знаю, – кивнул Кармайн, одаряя надзирателя своей самой приятной улыбкой, – но, Джимми, смотри на сегодняшний день как на день избавления, а на меня как на твоего персонального архангела Гавриила. Предоставь дело мне, и ХИ снова займет подобающее ему место. Если предпочтешь действовать независимо – только оконфузишься. Слава богу, у тебя есть друзья, Джимми, и они незаметно действуют в твоих интересах. Доктор Уэйнфлит переоценивает свое влияние, тогда как ты недооцениваешь свое. Посиди спокойно, и все разрешится.

Ответ надзирателя был, вероятно, непроизвольным, но Кармайну он показался чудесным.

– Любите яичный салат?

– Я обожаю яичный салат, – с жаром отреагировал Кармайн.

– Тогда мы можем поесть, пока разговариваем. У меня только сэндвичи с салатом, но хлеб свежий. Если я не поем, то, боюсь, желудочный сок проест еще одну дырку в моем животе.

Порой, подумал капитан детективов, самый обычный вопрос может вызвать наибольший восторг.

– Проверь наличие у себя наилучшим образом изолированной палаты, а также установи строжайший режим, начиная с момента моего ухода, – сказал Кармайн чуть погодя. – Уолтер Дженкинс должен быть взят живым или мертвым – я надеюсь, это будет сделано силами полиции, но если нет, то твоими. Что еще важнее, после того как они его схватят, ты должен будешь обеспечивать соблюдение его изоляции – никаких посетителей, включая Джесс Уэйнфлит.

– Будет сделано, капитан, даю слово.

Джесс и Уолтер все утро провели в кафетерии, затем решили перед уходом съесть и обед. Долгие минуты молчания между ними были совершенно обычным делом, хотя во время этой трапезы скудость их беседы не объяснялась обычными причинами.