Плотницкие рассказы

– Что вы, лешие! Что вы, рогатые сотоны! – Евдокия, шедшая на собрание, выпустила меня из собачьего плена. – Вишь, вас развелось, как бисеру. Хоть бы волки разок прошли да поубивали вашего брата! Как собаки, ей-богу, как собаки, мужику и проходу нет!

По простоте душевной, а может, от привычки к животным Евдокия забыла даже, что речь идет действительно о собаках, и, обзывая собак собаками, окончательно наладила настроение. То, что она так по-братски назвала меня «мужиком», даже как-то ободрило. Опять чувствуя себя здешним, я с волнением обил снег с валенок и вслед за Евдокией вошел в бригадирский дом.

В избе было человек пятнадцать, не считая двух-трех младенцев, самых свежих моих земляков. Периодами они давали о себе знать громким криком либо не менее громким ревом, который, впрочем, общими бабьими усилиями тотчас же пресекался.

Я не стал проходить вперед, а уселся на пороге в прихожей части бригадирской избы. В этой части скопились ходячие ребятишки, а рядом, на пороге, сидел кузнец Петя и курил. Изредка он шевелил кочергой в печке, потом снова садился на порог. Сюда же одна за другой собрались и собачки, но здесь они вели себя совсем не по-уличному. Минутка, к примеру, в помещении оказалась ласковым, безобидным существом.

Теперь можно было послушать, что говорят, но Петя-кузнец спросил, велик ли у меня отпуск. Я сказал и в свою очередь спросил, о чем собрание.

– Одне фразы! – Петя махнул рукой и спросил, ловлю ли я рыбу.

Тем же громким шепотом я сказал, что рыбу не ловлю, и слегка огляделся.

Пивной котел, наполненный скотинной водой, чернел рядом, дальше лежал свернутый соломенный матрац, а вправо на лежанке сидела бригадирова бабка. Она то и дело гладила по белой головке свою маленькую правнучку и приговаривала:

– Танюшка-то у меня дак. Танюшка одна такая на свете.

Посидев и послушав, но, вероятно, ничего не поняв из-за глухоты, бабка опять гладила девочку по голове и приговаривала, какая у нее пригожая Танюшка.

Между тем там, на свету, выбирали президиум.

– Так кого? – в третий раз спрашивал бригадир собравшихся.

Но никто не внес ни одного предложения. Вдруг кузнец Петя прокричал прямо с порога:

– Козонкова в секлетари, а председатель сам будь!

Минутка заурчала от этого громкого возгласа, а в избе послышались голоса женщин:

– И ладно!

– Чего время тянуть?

– Добро и будет, чего еще.

– Все согласны? – спросил бригадир. Он стоял за своим столом, с которого еще не убран был самовар. – Давай, Авенир Павлович, занимай трибуну, вот тебе карандаш, записывай все реплики. Дак, товарищи, вопросов у нас три. Это мой отчет как депутата, второе – выборы конюха. И разное.

Я слегка выглянул за косяк. Бабы сидели около хозяйки дома, у которой тоже был младенец, и по очереди брали на руки то одного ребенка, то другого. Обстоятельно хвалили каждого и качали на руках, а ребятишки сучили ногами и розовыми губами пускали веселые пузыри. Тут же была и Анфея со своим приезжим сыном, который так заинтересовался рыжим котом, что почувствовал себя, видимо, в зоопарке и просил у матери булку, чтобы покормить животное. Сама Анфея пришла на собрание в туфлях и опять же в капроне. Ее новая черная юбка напрасно пыталась прикрыть толстое, похожее на Олешину лысину колено.

– Товарищи, за отчетный период… – Дальше пошли выражения вроде: «в силу необходимости», «на данное число», «в разрезе графика».

После этого бригадир начал зачитывать цифры, но вдруг один из младенцев, а точнее, наследник докладчика, пустил такой зычный, непонятный вопль восторга, что заглушил отца, и все с улыбками обернулись назад. Виновник заминки таращил ясные глазенки и, улыбаясь всем лицом, маршировал узловатыми ножонками на материнских коленях.

– Что, Митенька, ух ты, Митенька! – Бригадир погудел сыну вытянутыми губами. Однако тут же выпрямился. – На данный период, товарищи, неувязка у нас с продукцией молока, а именно: худая и низкая жирность.

– Я тебя остановлю на этом месте, – послышался голос кузнеца Пети. – У тебя чего, собранье-то от колхоза иль от сельпа?

– От парткома, – объяснил Авенир.

– Нет, Авенир Павлович, от сельсовета! – громко поправил бригадир, а бабы, воспользовавшись новой заминкой, заговорили про какую-то ржаную муку.

Бабка, сидя на лежанке, то и дело засыпала, но сразу же просыпалась от звука собственного храпа. Она вновь гладила по голове молчаливую правнучку:

– Танюшка-то у меня дак. Танюшка – золотой ребенок.

У дверей упало ведро.

– А ну вас! – Бригадир прихлопнул рукой свои тезисы. – Раз не слушаете, дак сами и проводите.

Но тут Авенир Козонков сделал короткое внушение насчет дисциплины:

– Ежели пришли, дак слушайте, процедурку не нарушайте! – И примирительно добавил: – Сами свое же время портим.

Петя-кузнец выставил за двери часть скопившихся в избе собачонок, говоря, что они «непошто и пришли и делать тут им нечего». Опять установился порядок, лишь Митя – сын бригадира – все еще ворковал что-то на своем одному ему понятном языке.