- А так по мне говорили: худ ли, хорош ли я, а все в доме, коли не половинник, так третевик был; а на миру присудили: хлеба мне - ржи только на ежу, и то до спасова дня, слышь; а ярового и совсем ничего, худо тем годом родилось; из скотины - телушку недойную, бычка-годовика да овцу паршивую; на житье отвели почесть без углов баню - разживайся, как хошь, словно после пожара вышел; из одежи-то, голова, что ни есть, и того как следует не отдали: сибирочка тоже синяя была у меня и кушак при ней астраханский, на свои, голова, денежки до копейки и заводил все перед свадьбой, и про ту старик, по мачехину наущенью, закрестился, забожился, что от него шло - так и оттягал.
Сергеич качал головою.
- Бревен, братец ты мой, было у меня на пустоши нарублено триста с полсотней, - продолжал Петр, - стал этих я бревен у батьки просить на обзаведенье, по крайности сухие - и того старик не дал; руби, значит, сызнова и из сырого леса. Строить тоже принялся: прихватить хошь бы какого плотничишка не на што; так с одной хозяйкой и выстроил. Срамоты-то одной, голова, ни за што бы не взял; я сижу на одном угле, а баба на другом: потяпывает, как умеет; а уж как свою-то спину нагнул да надломил, так... Тут Петр остановился и махнул рукой.
- Покойный родитель твой, - начал Сергеич, - был благоприятель мой, сам знаешь, а не скажу по нем: много против тебя греха на душу принял.
- Нет, братец, не то, - возразил Петр, - дело теперь прошлое, батьку мне грех помянуть много лихом: не со зла старик делал, а такое, видно, наваждение на него было.
- Эх, друг сердечный, - возразил, в свою очередь, Сергеич, - да разве на нем одном эти примеры? Старому мужику молодую бабу в дом привести - семью извести.
Я видел, что Сергеич и Петр так разговорились, что их не надобно уж было спрашивать, а достаточно было предоставить им говорить самим, и они многое рассказали бы; но мне хотелось направить разговор на предмет, по преимуществу меня интересовавший, и потому я спросил:
- Тебя мачеха твоя, вероятно, и испортила?
Петр вместо ответа кивнул мне головой.
- Каким же образом она тебя испортила?
Петр посмотрел на меня с насмешкой и отвечал с некоторым неудовольствием:
- Да я почем знаю! Какой ты, барин, право!
- Что ж такое?
- Да как же! Скажи ему, как портят? Я не колдун какой.
- Почему ж ты так думаешь, что тебя испортили?
- Перестань-ка; разговаривать что-то с тобой неохота: больно уж ты любопытен! - отвечал Петр с досадою.
Предыдущий разговор заметно возбудил в нем желчное расположение.
- Не собою, государь милостивый, узнал, - вмешался хитрый Сергеич, видевший, что мне любопытно знать, а Петр не хочет отвечать и начинает сердиться, - самому где экое дело узнать! - продолжал он. - Тоже хворал, хворал, значит, и выискался хороший человек - да! - Сказал, как и отчего.
- Кто же это такой хороший человек? - спросил я.
- Колдун у нас, батюшка, был в деревне Печурах, - отвечал Сергеич, так и прозывался "печурский старичище".
- Плутом, голова, в народе обзывался, а мне все сказал, - перебил Петр.
- Плут ли там, али нет, кто про то знает? - возразил Сергеич. - А что старик был мудрый, это что говорить! Что ведь народу к нему ездило всякого: и простого, и купечества, и господ - другой тоже с болестью, другой с порчей этой, иной погадать, где пропащее взять, али поворожиться, чтобы с женкой подружиться. И такое, государь, заведенье у него было, - продолжал он, обращаясь ко мне, - жил он тоже бобыльком, своим домком, в избушке, далече от селенья, почесть что на поле; и все калитка назаперти. Теперича, другое-иное время, народ видит, что он под окошечком сидит, лапотки поковыривает али так около печки кряхтит, стряпает тоже кое-что про себя; а как кто, сударь, подъехал, он калитку отпер и в голбец сейчас спрятался; ты, примерно, в избу идешь, а он оттоль из голбца и лезет: седой, старый, бородища нечесаная; волосищи на голове, как овин, нос красный, голосище сиплый. Я тоже старшую сношку посылал к нему: овцы у нас запропали; так в избу-то войти вошла, а как увидела его, взвизгнула и бежать - испугалась, значит. И кто бы теперь к нему ни пришел, сейчас и ставь штоф вина, а то и разговаривать не станет: лом был такой пить, что на удивление только.