«Благо существует не потому, что оно действует или думает, а только ввиду того, что оно покоится в себе самом… Это нечто, от чего зависит все, но которое ни от чего не зависит… Стало быть, оно должно оставаться неподвижным, и все должно обращаться к нему, как круг ориентирован на центр, откуда исходят радиусы»
Затем взгляд на совокупность явлений, которые, будучи порождены Благом, стремятся к нему вернуться:
«Каким образом все вещи обращаются к своему центру, который есть Благо? Неодушевленные вещи обращаются к душе, а душа обращается к Благу, проходя сквозь Дух. Даже неодушевленные вещи содержат частицу Блага, так как каждая вещь – это в некотором роде единство и существо, и представляет собой специфическую форму»
Если даже то, что безжизненно, несет в себе частицу Блага, то тем более благой является сама жизнь, и она есть Благо, жизнь ли это души или жизнь Духа. Да, даже земная жизнь, смешанная со злом, есть благо.
«Но если эта жизнь – благо, почему же смерть – не зло?»
В любом случае смерть – не зло, – отвечает Плотин. Если смерть – это уничтожение, как считают эпикурейцы, она не зло:
«Чтобы испытывать боль, надо быть чем‑то. Но умершего нет больше, или же, если он и существует, он лишен жизни и чувствует боль не больше, чем камень»
А если ты платоник и веришь в существование после смерти, смерть еще и благо:
«Смерть – тем более благо, что активность души, когда она освобождается от тела, возрастает. И если отдельная душа сольется со всеобщей душой, какое зло может она там встретить?.. Для души вообще нет зла, если она хранит чистоту своего существа. А если она не сохраняет эту чистоту, то не смерть, а жизнь будет злом! Если душа терпит наказание в царстве Аида, то тогда снова плоха не ее смерть, а ее жизнь, а жизнь ее дурна, так как это не чистая жизнь (к ней примешивается иное)… – Но если земная жизнь добродетельна, как же смерти не быть злом? Можно ответить, что если жизнь в земном мире – благо для людей добродетельных, то не потому, что в этом мире душа связана с телом, а потому, что добродетель охраняет душу от зла, заключающегося в этом союзе с телом. Итак, смерть – это в высшей степени благо. – Может быть, можно добавить, что жизнь в теле – сама по себе зло, и что если добродетель дает душе благодать, то потому, что душа благодаря ей не живет более жизнью, соединяющей душу с телом, но уже в этом мире отделяется от тела»
Скажем прямо. Тот, кто читал великолепие трактаты, которые Плотин в годы зрелости посвятил красоте мира Форм и любви к Благу, испытывает некоторое разочарование, читая его последние произведения. Порфирий сам отмечал:
«Когда он писал девять последних трактатов, силы его слабели, и четыре последних трактата еще слабее, чем пять предыдущих»