Плот или байдарка

– Не уходи, Коля, прошу тебя. Я так тебя люблю. Если б не ты, мы б никогда не вытянули ни Сашечку, ни Васечку. Да я б не была никогда той, кем являюсь без твоей поддержки, спокойствия твоего, любви твоей. Я хочу быть с тобой всегда. Если надо, бороться за тебя буду.

Лицо Николая дрогнуло, он никогда не слышал этих слов, не знал этих чувств к нему. Да Мария Карловна сама не знала, что все это испытывала к нему и своей семье, пока не случилась беда.

Сыновья обняли мать, будто ей было холодно. Гриша тихо плакал. Вася и Саша тоже. Кузя побледнел лицом и поджал губы. Все ждали решения отца.

– Я ж.., – только и мог вымолвить Николай и крепко обнял жену. Дети, словно маленькие ребятишки, набросились сверху.

Никто из них не представлял, что посреди реки разыграются настоящие трагедии, личные и семейные, которые по сути легко было б решить обычным человеческим искренним разговором по душам. Но почему-то там, на суше, в стенах родного дома, сделать это было сложно, если не сказать невозможно. Здесь же все было, как на ладони, как на плоте.

– Хорошо, что я выбрала не байдарки, – подумала Мария Карловна, оставшись одна в тот день. Ребята с отцом отправились еще на одну рыбалку, но на этот раз умоляя отца не обижаться, если опять будет везти Кузе.

– Ну фартовый я! – умолял Кузя отца, обнимая и целуя его по сто раз. – Везет! Вот в любви б повезло, как тебе! – бросил он Николаю. – Чтоб королеву!

Николай улыбнулся, беря свою удочку и ведерко, в котором наполовину было меньше рыб, чем в сыновьем.

– Ну клоун ты, Кузьма, сам не пойму, в кого такой?

– В мать. Ты-то у нас сухарь, – смеялся Кузя, но в словах не было язвительности на этот раз. – То есть прошу прощения, стена. Стальная стена!

– Мать так не ругается… – сказал отец.

– Мать не ругается?! – возмутился Шура, вспоминая радикулит в грозу.

– Ой, да! – вспомнил Вася и прыснул.

– Васек, ну че, скатнешься со мною до Москвы? Поменяем брюлики на бабки и сделаем тебе карьеру бременского музыканта?

– Да что я в твоей Москве не видел? – просто отвечал парень. – Бывал как-то: смог и пробки. Не продыхнуть. Я петь хочу. И чтоб много жизни и воздуха было вокруг, как здесь, – он длинными руками обвел неописуемую красоту, которая окружала их, которую хотелось смотреть, чувствовать, внимать, любить.

– Поэт! Творческая личность! – поднял вверх палец Кузя. – Один поеду за славой тогда.

– Поезжай, а мы тобой отсюда гордиться будем, – сказал Гриня, восхищаясь бравостью и удачливостью брата. – Как москвичом заделаешься – пиши. Приедем отпразднуем.

– Без вас никуда, – Кузины глаза блестели. Он никогда не слышал этих слов от Грини, который всегда представлялся Кузе вторым отцом, то есть двойным сухарем. Он ошибался.

– Это надо взять на вооружение, – думал Кузя, – что я ошибаюсь. Иногда.

Глава 20. Африка. Москва. Америка

Мария Карловна не попросила второго отпуска, но написала заявление об уходе. Ей нужен был другой воздух, другие стены, другая атмосфера, иная жизнь. Она и в самом деле давно помышляла о научной деятельности, о диссертации, о карьере, возможно, даже о своей клинике, но денежная работа, накатанная годами, не отпускала. Усилием воли Мария Карловна оборвала связи со старой жизнью, с лицами старых любовников и их интересами.

Но прежде, чем решить что-то, запланировать новое, они с Николаем отправились в Африку, на Мадагаскар. На трехнедельное сафари. Мария Карловна сама-то особо не путешествовала из-за графика работы, Николай один так далеко не позволял себе уезжать. А тут еще Кузя оставшиеся дни на плоте пропел такую занимательную песенку про Африку, что все в нее влюбились заочно.

В самом деле, это был рай для глаз, особенно для глаз охотника и рыбака. Марии Карловне в принципе было все равно, куда ехать и на что смотреть, ее новая жизнь уже была потрясающе удивительна. Но изумленными, почти детскими глазами Николая она радовалась каждой бабочке, кустику и зебре со львом, понимая, что этот кураж и счастье объясняются обычной влюбленностью, которой сто лет не случалась с ними двоими.

Когда человек влюблен, все кажется невероятным и удивительным. Как она раньше не увидела сути своей жизни, сосредоточенной в счастье своих домочадцев, начинающихся с мужа? Вот это ее поражало: когда она каждый раз глядела на мужа, на которого могла смотреть теперь часами, изучая заново и вспоминая прошлое. Николай при каждом удобном случае брал ее за руку. В Африке, среди незнакомцев, они, в общем-то немолодые люди, могли позволить себе эти нежности. Однако вернувшись домой, Николай продолжал ее держать за руку при встречных, смотря в ее черные глаза и не замечая никаких поперечных. Врач высшей категории не отдергивала руку, понимая, что вот оно и есть ее счастье, трогающее за душу.

Все истории с переменой пола Сашки, запоями и припадками Васи, отстраненностью Гриши и исчезновениями Кузи канули сами собой. Их не вспоминали уже на плоте, после того, как был пройден последний рубеж и путешествие благополучно закончилось.