Ребус вышел в фойе, вытащил шесть фунтов из кармана и купил кассету. Когда он вернулся, участники ансамбля расположились у одного из баров в надежде, что посетители поставят им выпивку — а может, ее оплачивало само заведение. Ребус потряс кассетой над ухом Мейри.
— Мисс Хендрикс, не дадите мне автограф?
Музыканты вытаращились на него — все, включая Мейри. Она взяла его за лацканы и потащила прочь от бара.
— Вы что здесь делаете?
— Как, вы не знали? Я большой любитель музыки кантри-и-вестерн.
— Вы не любите ничего, кроме рока шестидесятых, вы мне сами говорили. Следите за мной?
— Вы неплохо поете.
— Неплохо? Да я пела так, что закачаешься.
— Вот она — моя Мейри: от скромности не умрет. Почему под псевдонимом?
— Только не хватало, чтобы мои кретины-сослуживцы прознали! Думаете, оно мне нужно?
Ребус представил себе «Шланг», набитый подвыпившими журналистами, аплодирующими коллеге по перу.
— Нет, не думаю.
— И вообще, у всех в ансамбле вымышленные имена — чтобы проныры из службы соцобеспечения не засекли, что они работают. — Она показала на пленку. — Неужто купили?
— Ну, никто не предложил мне взять это даром в качестве вещественного доказательства.
Она улыбнулась:
— Значит, мы вам понравились?
— Понравились, честно. По логике вещей вроде не должны были бы. Я и сам удивлен.
Она почти ему поверила, почти.
— Вы так и не сказали, почему следите за мной.
Он положил кассету в карман.
— Милли Докерти.
— Что с ней?
— Я думаю, вы знаете, где она.
— Что?
— Она испугана, ей нужна помощь. Она могла броситься к журналистке, которая добивалась встречи с ней. Ведь известно, что журналисты прячут своих информаторов, защищают их.
— Вы думаете, я ее прячу?
Он помедлил.
— Она что-нибудь говорила вам о вымпеле?
— О каком вымпеле? — Мейри сразу перестала быть похожей на певичку из ковбойского бара. Вид у нее снова был деловой.
— О вымпеле на стене в комнате Билли Каннингема. Она вам говорила, что он прятал за ним?
— Что?
Ребус сокрушенно покачал головой.
— Давайте заключим договор, — сказал он. — Мы поговорим с ней вместе. В таком случае ни один из нас ничего от другого не утаит. Ну, что скажете?
Бас-гитарист протянул Мейри апельсиновый сок.
— Спасибо, Дуэйн.
Она залпом выпила сок — остался только лед.
— Послушаете второе отделение?
— Оно того стоит?
— О да, у нас будет потрясающая версия «Кабацких баб».[104]
— Могу себе представить.
Она улыбнулась:
— Встретимся после второго отделения.
— Мейри, вы знаете, кто владелец клуба?
— Какой-то тип по фамилии Босуэлл.
— Ботуэлл. Вы его не знаете?
— Никогда не видела. А что?
Вторая часть проходила в ритме фокстрота: два медленных танца, два быстрых, потом медленный, а на закуску печальная кантри-версия «Кабацких баб». К последнему танцу зал был набит битком, и Ребусу польстило, когда сравнительно молодая женщина пригласила его потанцевать с ней. Но вскоре из туалета вернулся ее мужчина, и на этом все закончилось.
Когда ансамбль снова повторил на бис несколько тактов, один из клиентов запрыгнул на сцену и одарил вокалисток шерифскими значками. Женщины прикололи значки себе на грудь, и это вызвало самый бурный восторг за весь вечер. Публика вообще была настроена добродушно, и Ребус провел в целом совсем не плохой вечер. Хотя Пейшенс едва ли получила бы удовольствие от такого времяпрепровождения.
Закончив играть, музыканты удалились в ту дверь, из которой появились. Через несколько минут Ребус увидел Мейри — по-прежнему в сценической одежде, дождевик лежал сложенный в пакете вместе с туфлями без каблука, в которых она сидела за рулем.
— Ну? — сказал Ребус.
— Ну пошли.
Он двинулся было к выходу, но она направилась к сцене, движением руки приглашая и его.
— Вообще-то, я не горю желанием, чтобы она увидела меня в таком виде, — сказала она. — Не уверена, что такая одежда соответствует образу и профессии журналиста. Но не могу я сейчас переодеваться!
Они поднялись на сцену, потом прошли через дверь и оказались в коридоре с низким потолком; тут были закутки со швабрами, ящики с пустыми бутылками и маленькая комната, где по вечерам ансамбль готовился к выступлению, а днем уборщица могла выпить чашку чаю. Дальше была темная лестница. Мейри нащупала выключатель и стала подниматься.
— И куда мы направляемся?
— В «Шератон».
Ребус промолчал. Лестница была крутая, витая. Они добрались до площадки с какой-то дверью на висячем замке, но Мейри снова полезла наверх. На второй площадке она остановилась. Здесь была еще одна дверь — без замка. За дверью оказалось большое темное пространство. Ребус решил, что это чердак здания. Сквозь слуховое окно и щели в крыше внутрь проникал свет, в котором проступали внушительные очертания стропил.
— Осторожнее — не ударьтесь головой.
Чердак, несмотря на свои громадные размеры, был тесен. Его заполняли чайные коробки, стремянки, груды одежды, напоминающей старую форму пожарных.
— Она, вероятно, спит, — прошептала Мейри. — Я нашла это место, еще когда мы играли здесь в первый раз. Кевин сказал, что ей можно здесь побыть.
— Вы имеете в виду Лорна? Он знает?