Неожиданно нечто огромное и серое выскочило из чащи леса и ударило третьего вепря, словно гигантский снаряд, сбив его с ног. Это странное существо издавало металлическое позвякивание, и изумленным глазам Лайлы предстали стальные обручи с шипами, кольчуга и огромный шлем с рогами. Это, несомненно, была собака, но Лайла раньше никогда не видела ничего подобного. Огромный мастиф, одетый в броню словно танк. Опрокинув вепря, который был гораздо больше и тяжелее его, он принялся кромсать его тело на куски. Он не кусал мертвого борова, а использовал вместо зубов лезвия острых клинков, торчавшие из его брони.
Оставшиеся три вепря, споткнувшиеся о своего вожака, которого застрелила Лайла, снова вскочили. Один из них сделал неуверенный шаг ей навстречу и свалился замертво.
Лайла увидела пулевое отверстие размером с десятицентовую монету, зиявшее у него в виске.
Двое оставшихся боровов злобно уставились на нее. Издав дикое голодное рычание, они бросились в атаку.
Лайла подняла пистолет, но в этот момент до нее донесся крик:
— Нет!
И из лесу выскочила вторая фигура. На этот раз человек.
Перепрыгнув через мертвых боровов, он приземлился на пути у нападавших вепрей. Неяркое солнце, пробивавшееся сквозь листву, сверкнуло лучом на лезвии длинного меча, который мужчина занес над головой.
И это был не просто меч.
Бросившись навстречу вепрям, незнакомец замахал смертоносным мечом, и внезапно животные начали валиться вперед, лишившись каждое одной ноги. А мужчина продолжал крутиться вокруг своей оси, его клинок крушил все вокруг с молниеносной быстротой, и тела вепрей буквально распадались на части. А затем он нанес два мощных удара, пронзив черепа существ и уничтожив теплившуюся в их мертвом мозгу искру неестественной жизни.
За спиной у него собака оставила в покое изувеченную тушу другого вепря.
Лайла застыла на месте, руки, сжимавшие пистолет, дрожали. Боль пронзала тело, звеня в нервных окончаниях, глаза застилала серая пелена.
Но она не могла отвести взгляд от мужчины, стоявшего в нескольких шагах от нее, густая тень скрывала его лицо и фигуру, в могучих руках он по-прежнему сжимал
Она не сводила с него глаз, не в силах осознать происходящее.
И последнее, что она успела прошептать, прежде чем раны и усталость увлекли ее в темноту, было:
49
— Готов? — спросила Бунтарка. Она присела на корточки рядом с Чонгом, слегка касаясь заостренного наконечника стрелы.
— Нет, — ответил он сквозь стиснутые зубы. А спустя мгновение прохрипел: — Давай.
— Возьмись за другой конец стрелы и не дай ей повернуться. Иначе ничего не выйдет, а мы только еще сильнее разбередим рану.
— Ну, — ответил он как можно беззаботнее, — нам ведь сейчас это ни к чему, ведь так?
— Вот, — сказала она, протянув ему толстый кусок кожи, который отрезала от своего ремня. — Возьми в зубы.
— Мне это не понадобится.
— Еще как понадобится, — откликнулась она.
Чонг со страхом взял кусок ремня и зажал его своими крепкими белыми зубами. А затем крепко ухватился за стержень стрелы рядом с оперением.
— Л-ладно.
Бунтарка глубоко вздохнула, и Чонг сделал то же самое.
— Начали.
Она ухватилась за конец, торчавший у него из спины, зажав его в кулаке, а затем стиснула наконечник кончиками пальцев и… повернула.
Вся стрела повернулась вместе с наконечником. Внезапно кровь хлынула с обеих сторон раны, пропитывая остатки рубашки Чонга, которые Бунтарка прикладывала к отверстиям.
Боль была… исключительной. Ничего подобного Чонг еще никогда не испытывал, хотя за последний месяц его избивали, пинали, топтали и кромсали здоровенные охотники за головами. Воспоминания о той боли были аккуратно разложены по полочкам в его мозгу. Но эта боль оказалась на самой высокой полке. Сейчас боль была сильнее, чем в тот момент, когда стрела вонзилась в его тело. В тот момент он испытал шок, и боль притупилась, введя его в состояние посттравматического оцепенения.
Но тогда было тогда, а сейчас все происходило совсем иначе.
Он ощущал каждый нерв в своем теле, когда стрела проворачивалась на месте, несмотря на все их усилия.
И, как оказалось, ему действительно понадобился тот кусок кожи. Вместо того чтобы вопить во все горло, он изо всех сил стиснул зубы, прикусив боль, и эхо его криков волнами разбегалось по телу.
Бунтарка выпрямилась и, склонив голову, проверила, как он держит стрелу.
— Черт подери, малыш, не хватайся ты за стержень, держи ее прямо за оперение. Тебе необходимо трение, чтобы удержать ее. Сожми крепче. — Она усмехнулась и добавила: — Представь, что держишь за руку Потерянную девушку.
Чонгу на ум пришло несколько язвительных замечаний, но у него не было сил, чтобы произнести их. Вместо этого он ухватился за оперение стрелы и сильнее стиснул зубами кусок кожаного ремня, готовясь к ее следующей попытке.
Она заскрежетала зубами и изо всех сил стиснула наконечник кончиками пальцев.