Плоть [ Авт. сборник ]

Рука Карфакса была теперь холодной, как у трупа. Урчащий звук слева заставил его слегка повернуть голову. Он несколько расслабился и даже улыбнулся, догадавшись, что это газы в желудке миссис Эпплгард. Очень нервная женщина, подумал он без упрека. И почему она нервничает, хотя уже много раз проходила через это? Неужели в этом действительно что-то есть?

— Не разнимайте рук! — резко скомандовала миссис Уэбстер.

Снова наступила тишина, нарушаемая тяжелым дыханием. Может быть, это Патриция так дышит?

Голос миссис Уэбстер, казалось, проревел у него прямо над ухом:

— Руфтон Карфакс!

Гордон почувствовал, что внутри его все как бы остекленело. Он превратился во вместилище страха — что-то или кто-то появился в комнате, возник, из ничего, его присутствие ощущалось каждой клеточкой тела. Через несколько мгновений воздух над столом сгустился, начал клубиться, все более и более чернея. Лица и рук Карфакса коснулась воздушная волна, исходящая от парящей над столом массы.

— Руфтон Карфакс!

Псевдоконечность, длинная и тонкая, закругленная на конце, протянулась в направлении миссис Уэбстер. Ей предшествовал холод, такой холод, что кожа покрылась инеем. В груди Карфакса гулко ударило заледеневшее сердце. На противоположной стороне стола кто-то, смутно различимый сквозь сгустившуюся мглу, истерически хихикнул. Этот смешок, замешанный на страхе, еще более ужесточил напряженность.

— Руфтон Карфакс! Спокойно!

Голос миссис Уэбстер, хотя и был повелительным, выдавал охватившую ее панику. Рука стала настолько холодной, что Гордону хотелось высвободиться из цепких пальцев, но он побоялся сделать это — может быть, нарушив цепь, он станет беспомощным перед чем-то, что немедленно воспользуется преимуществом.

— Руфтон Карфакс! Примите надлежащий вид.

С другой стороны стола снова донеслось хихиканье. Это была Чегети. А тот, кто тяжело дышал, видимо, был до смерти перепуган.

— Пусть уходит! — простонал мужской голос.

— Держитесь! — сказала миссис Уэбстер. — Нельзя впадать в истерику.

— Черт побери! — закричала вдруг Патриция. — Это вовсе не отец! Что вы наделали?

— Оставайтесь в обозначенных пределах! — срывающимся голосом произнесла миссис Уэбстер. — Оставайтесь! И назовите себя!

— Это не отец! — пронзительно завопила Патриция.

Стул упал. Раздался звук падения тела, какая-то возня, вскрик, шаги в направлении двери… Гордон вскочил, дернулся, напрягая свои больные мускулы, но женщины цепко держали его за руки.

— Не убегайте!

У двери кто-то с кем-то боролся. Патриция со служанкой? Вдруг миссис Уэбстер закричала:

— Сгинь! Туда, откуда ты явился!

Псевдоконечность поднялась, изогнулась, как слоновий хобот, и метнулась к лицу миссис Уэбстер. Та испустила вопль и откинулась назад, увлекая за собой Гордона; они упали на пол. Он моментально вскочил, превозмогая боль, и увидел у окна Чегети — она деполяризовала окно. Миссис Уэбстер лежала на полу, закрыв лицо руками, и истошно кричала. Масса над столом стала менее плотной, она беспорядочно билась, выбрасывая вращающиеся ложноконечности, достигающие краев стола, но не выходящие за них. В комнате понемногу становилось светлее, показалось ничем не закрытое солнце, и масса исчезла.

Повернувшись, Гордон увидел через открытую дверь убегающих по коридору Патрицию и служанку. Миссис Уэбстер, все так же сидя на полу, терла глаза и безостановочно стонала:

— Я ослепла! Я ослепла!

Карфакс наклонился к ней, силой оторвал ее руки от лица.

— Разумеется, идиотка, вы не можете ничего видеть! — грубо сказал он. — У вас же закрыты глаза!

Веки ее открылись. Во взгляде не было ничего, кроме панического ужаса.

— Я ничего не вижу! Он прикоснулся к моим глазам!

— Оно исчезло. Что бы это ни было, но оно исчезло, — успокаивающе проговорил он. — Вам больше ничего не угрожает.

XII

— Все это могло быть вызвано самовнушением, — рассуждал Гордон. — Массовая истерия.

Он выглянул в окно. Внизу медленно проплывали кварталы проспекта Уилшир. В окне одной из квартир на третьем этаже мужчина грозил пальцем женщине. О чем они спорили? О супружеской неверности? О политике? О «Медиуме»? О детях? О сексе? Скорее всего, о деньгах.

— Тогда почему все мы видели одно и то же?

— Не знаю, Пат. Скорее всего, потому, что были готовы увидеть некую аморфную массу, нечто из эктоплазмы, которое примет под конец определенную форму. Кино, телевидение, прочитанные книги подготовили нас к этому, даже если мы и не верим ни в какие привидения.

— Не думаю, чтобы это было плодом воображения. Но и уверена, что оно не было моим отцом, — сказала она. — Слишком злое. А папа был добрым. Слабым, но добрым.