Плоть (авт. сборник)

Он услышал звук льющейся в кофейник воды, за ним последовал звон, словно она уронила на пол крышку и приглушенное ругательство. Улыбнувшись этим привычным домашним звукам, он откинулся к спинке кресла, затем вздрогнул и снова подался вперед. Чертовы царапины!

Да, им придется поработать над тем, чтобы сгладить свои разногласия и пригасить раздражительность. Они на самом деле любят друг друга. Он не видел причин, по которым стоило бы и дальше откладывать женитьбу. Они прожили вместе достаточно долго, чтобы узнать друг друга и понять, что их ждет в будущем. Он вполне мог бы поставить этот вопрос напрямую уже сейчас, когда она вернется из кухни. Однако, ему не хотелось, чтобы официальное предложение сопровождалось бурными объятиями — спина болела даже от прикосновения рубашки. Чертовка! Прелестнейшая женщина!

Вошла Патриция, неся на блюдце чашку дымящегося кофе, поставила его на кофейный столик и остановилась перед Карфаксом, словно в ожидании следующих распоряжений.

— Что? — спросил он.

— Разве что-то не так?

— Ты, кажется, чего-то ждешь?

— О нет, ничего. Я просто никак не могу отделаться от мысли о Вестерне. Так трудно поверить в то, что больше нечего бояться.

Резко повернувшись, она направилась в кухню. Он открыл рот, чтобы попросить ее вернуться и сесть, но передумал. На самом деле, зачем эта спешка с предложением.

Его нерешительность могла проистекать от подсознательного нежелания делать ей предложение. Было ли тому причиной отсутствие настоящей любви? Или он опасался, что с ней произойдет то же самое, что с его предыдущими женами? Насильственная смерть…

Карфакс боялся за нее.

Но ведь это только глупое суеверие. Он вовсе не был каким-то роковым супругом, и не все в этом мире любит, подобно богу, троицу.

Дверь холодильника закрылась как раз в то мгновение, когда он поднес чашку к губам. А затем, одновременно с первым глотком, из кухни раздался какой-то хруст.

Несколько секунд Карфакс прислушивался. Чашка так дрожала в его руке, что часть кофе расплескалась. Он поставил ее и неестественно громко спросил:

— Что ты там делаешь, Пат?

Хруст прекратился, и после некоторой паузы она спокойно ответила:

— Решила чуток заморить червячка. А что?

Сердце его колотилось так сильно, что он боялся потерять сознание. Но заставил себя подняться, пересек комнату и заглянул на кухню. Она стояла у кухонного столика, перед нею дымилась чашка кофе. Он медленно приближался к ней, не отрывая глаз от стебля сельдерея в ее руке.

— В чем дело? — спросила Патриция. — Ты такой бледный…

Карфакс остановился.

Ее кофе был светло-коричневого цвета. Рядом с чашкой стояла пластмассовая банка со сливками и сахарница.

— Ты… ты… — выдавил он из себя, двигаясь на нее.

— В чем дело? — выкрикнула она, вся съежившись и дико озираясь вокруг.

Он взревел и бросился вперед. Патриция закричала, схватила чашку и плеснула ее содержимое ему в лицо. Его вопль от боли слился с ее визгом, на мгновение он ослеп. И сразу же потерял сознание.

XXIV

Очнулся Карфакс в кресле. Лицо горело, голова мучительно болела. Руки были туго привязаны к туловищу, другая веревка стягивала лодыжки. Еще две веревки вокруг груди и вокруг пояса плотно прижимали его к креслу. Все три лампы в гостиной горели, окна закрывали плотные шторы. В комнате никого не было.

Даже одним здоровым ухом он слышал возню наверху. Кто-то усердно трудился, волоча по полу что-то тяжелое. Этот кто-то должен был быть Патрицией. Еще через минуту это что-то загромыхало по ступенькам. Из-за угла появилась Патриция. Теперь на ней был брючный костюм и она, наклонившись, что-то тащила за собой. Это была картонная коробка шириной метра в два. Не обращая на него внимания, она протянула ее через всю комнату к нише в нижней части стены рядом с двустворчатым окном, выходящим на веранду. Потом выпрямилась, тяжело дыша.

— Вот она, неприятность, таящаяся в женском теле. Совсем нет мускулов. Зато есть другие преимущества.

Карфакс был готов к чему угодно, но его поразило ее произношение с частыми, типичными для уроженцев Новой Англии, придыханиями.

Она, должно быть, умышленно говорила так, потому что в дальнейшем ее речь была обычной, общепринятой среднезападной речью. И ритм был совсем не таким, как у прежней Патриции. Как он мог не заметить этого?

Патриция исчезла в кухне и вернулась с большим кухонным ножом. Все внутренности его съежились при виде этого тесака, но она собиралась использовать его, во всяком случае, пока что, для того, чтобы разделаться с ящиком.