Сельским жителям было не понять - что за животные с длинными ушами и коровьими хвостами, и потому итальянских мулов они долго принимали за дойную скотину. Итальянцам же очень нравилась русская кинокомедия "Антон Иванович сердится", и они часто ее смотрели. Итальянцы быстро разобрались что к чему и как все правильно понимать. Конечно, они не встречали колхозников, с утра пораньше играющих "Интернационал" на балалайках, не увидели и малявинских баб, до утра пляшущих под музыку партийного гимна. Зато они наблюдали наш народ в высшей степени его страдания, и в войсках КСИР стало постоянным рефреном: "Русские хорошие... они такие же бедные, как и мы!"
Каким-то чутьем, идущим от народной мудрости, русские люди быстро научились отличать итальянцев среди прочих оккупантов. Они даже жалели их, видя худую обувь берсальеров, тощенькие курточки и вечно голодный блеск в глазах. Не одна бабка тишком совала в руки неаполитанца вареную картофелину:
- Покушай, родненький! У меня тоже сынок где-то имеется...
Что там деревенские нужники, соединенные с хлевом?
Итальянцы, обычно не в меру говорливые, даже примолкли, когда увидели обширнейшую панораму промышленного Донбасса: далеко за горизонтом уходили копры шахт, всюду виднелись цехи и заводы - это было как раз то, чего не хватало на родине, и уважение к ним. У них возросло еще больше. Даже бывалые фашисты признавались:
- Давно я не разевал свой рот так широко от удивления...
Фланги Мессе стали близко соприкасаться с флангами 6-й армии Рейхенау, и здесь итальянцы увидели виселицы с повешенными, ибо Рейхенау обладал почти звериной жестокостью по отношению к русским. В селе Марьянке (подле города Сталине) он велел живьем закопать в землю супружескую пару - за то, что они сожгли портрет Гитлера. Итальянцев заставили присутствовать при этом злодействе. Они плакали и плевались в гитлеровцев. Даже чернорубашечники, уже закаленные в верности фашизму, поддерживали беспартийных солдат, а офицеры Мессе рвали с себя ордена.
Это был как раз тот момент, когда в Риме дуче с линзой в руках указывал на Хацапетовку возле шахтерской Горловки.
- Для нас, - говорил он своему Кавальеро, - очень важно придать взятию этой Хацапетовки международный резонанс. Мир должен вздрогнуть от римского могущества. Заодно штурм Хацапетовки нейтрализует успехи германского оружия. При заключении мира Италия обретет должное равновесие с Германией, которое сейчас нарушено интригами Гитлера... Хацапетовка - это первый и решительный шаг к нашему будущему величию!
Клейст уже достаточно лаялся с Джованни Мессе, а теперь он приказал по радио, чтобы итальянцы выходили к станции Дебальцево. Но тут Мессе, даже не оповестив Клейста, вдруг отважно ринулся на Хацапетовку. Клейст говорил:
- Я в эфире, наверное, проделал большую дырищу, через которую и указывал на Дебальцево, а этот макаронник...
Джованни Мессе (как он писал в своих мемуарах) заставил немецкое командование признать его "точку зрения". В чем эта "точка" заключалась - я не знаю, но, очевидно, точка была внушительной, ибо генерал Клейст сказал:
- Не пойму, ради чего итальянцы привязались к этой Хацапетовке? Но я вмешиваться не стану... пусть побеждают.
Муссолини, гордый за Хацапетовку, вызвал Кавальеро:
- Наши дела выправляются. Мы устроим парад по случаю падения твердыни Хацапетовки, неприступной даже для вермахта.
Парад в Риме открывали проверенные фашиози, успешно сдавшие экзамен по прыжкам в высоту и в забеге на стометровку, за ними ехали старые члены партии на велосипедах, а оркестры гремели. Все шло замечательно, и военные атташе разных стран, союзных и нейтральных, уже вполне прониклись глобальным значением Хацапетовки, но тут все испортил сам Уго Кавальеро, который появился на трибуне дуче с телеграммой от Мессе:
- Должен огорчить, эччеленца. Дело в том, что Мессе почему-то не взял Хацапетовку. Мало того, под нерушимыми стенами этой Хацапетовки русские колотят Мессе с таким усердием, словно это паршивый тюфяк, который впору бы выбросить.
- А куда же смотрит Клейст, смыкающий с ним свои фланги?
- Клейст злорадствует, издали наблюдает...
Впереди их ждал Сталинград, а вот самой Волги итальянцы никогда не увидят, и скоро застынет навеки
Итальянское синее небо,
Застекленное в мертвых глазах.
24. В глубоком тылу
Сталинград...
Чуянов сорвал трубку телефона:
- Алло, слушаю вас.
- Алексей Семеныч? - женский приятный голос.
- Да, я. Что вам угодно?
- Ну, подожди, гад! Вот завтра придут немцы в Москву, тогда мы тебе кузькину мать покажем...
Гудки. Чуянов медленно опустил трубку на рычаг. Сейчас у него в кабинете сидел главный инженер СталГРЭСа - Константин Васильевич Зубанов, специалист и человек дельный.
- Чего там? - спросил инженер.
- Да так. Балуются... из будки автомата, наверное.
* * *