- Именно о таком "Стейвейне" жена и мечтала. Это из витебского клуба железнодорожников. Русские держали его на сцене, совсем не понимая того, что габариты стиля "миньон" допустимы лишь для дамского будуара.
Взревели моторы "юнкерса", Гепнер невольно повысил голос.
- Вы не слышали последнюю новость, Паулюс?
- Нет. Я кормил комаров в лесах под Лугой.
- Сталин начинает менять людей. В начальники своего Генштаба он снова поставил старого Шапошникова, чтобы освободить Жукова для фронтовой работы. Думается, в Кремле сейчас мечутся, выискивая новых людей, чтобы заменить прежних начальников.
Гепнер по-хозяйски придерживал рояль (через три года, когда Гитлер станет его вешать, он будет жалобно просить об одном - не конфисковывать его имущество). Паулюс сказал, что для ОКХ останется, наверное, загадкой внезапное устранение Шапошникова из Генштаба, а теперь - непонятное его возвращение.
- Никаких загадок, - отвечал Гепнер, - просто у Сталина совсем не осталось здравых людей, вот и вернул Шапошникова.
- Но там уже был некий Жуков.
- А кто знает Жукова? Никто...
На аэродроме в Летцене Паулюс встретил генерала Курта Гаммерштейн-Экворда, снова он выслушал от него едкие слова:
- Все сроки прошли, а Россия не капитулировала, как вы полагали в Цоссене. Глупо думать, что отступление русских является преднамеренным, и вряд ли они следуют маршрутами Барклая и Кутузова. Вам, Паулюс еще предстоит покрутиться под куполом этого цирка но я... я уже покинул эту арену!
"Странные слова и при чем здесь 1812 год?"
Вот и Альтенштайнштрассе; поднимаясь по лестнице, Паулюс уже мечтал о пушистой пижаме и домашнем уюте. А завтра можно выехать с Коко за город рисовать акварелью старые деревья над притихшей водой. Жена встретила его слезами:
- Боже, как я волновалась все эти дни, а теперь счастлива, что ты вернулся с войны... снова дома.
Паулюс, обнимая Коко, весело смеялся:
- Поверь, именно на фронте у Манштейна я... отдохнул. А теперь с ужасом думаю, что снова надо ехать в Цоссен или мотаться в Пруссию. На фронте все-таки легче...
Радиоприемник заполнял квартиру пением победных фанфар, знакомый голос Ганса Фриче возвещал о новых и, как всегда, "исторических" победах фюрера на Востоке. Молоденькая горничная поднесла Паулюсу рюмку яичного ликера на подносе. Он уже слышал шум горячей воды - ему готовили ванну.
За обеденным столом Елена-Констанция спросила:
- Не скрывай от меня - когда закончится война?
Паулюс в этот момент прислушался к речи Ганса Фриче, который сообщал о пресс-конференции для иностранных корреспондентов, устроенной Риббентропом, министр выразился так - СССР уже перестал быть фактором, имеющим в мире политическое значение. Даже те, кто сомневался в успехе этой войны, теперь свято уверовали в гений нашего фюрера.
- Не все, - сказал Паулюс, как бы отвечая и жене, и тому же Гансу Фриче. - Вермахт сильно забуксовал под Шмоленгсом.
- Это серьезная остановка?
- Вермахт она не остановит, но сроки войны передвинутся дальше. Мы ведь надеялись захватить много вагонов и паровозов, чтобы не перешивать узкую колею, принятую в Европе, на более широкую - российскую. Но большевики угоняют весь подвижной состав, и нам приходится задействовать автомобили. Сейчас мы собрали со всей Европы четыреста тысяч машин... Представь, сколько горючего пожирает эта армада.
Зазвонил телефон, жена сняла трубку.
- Гальдер... тебя, Фриди, - сказала он...
- Паулюс, - послышался сдавленный голос из бункера Цоссена, - у вас нет никаких соображений по поводу того, что Шапошников вернулся в свой Генеральный штаб?
Паулюс сказал, что ему как-то безразличны эти перестановки "мебели в кремлевских кабинетах", что в любом случае общий интерьер останется, по его мнению, прежним - маловыразительным. Затем они встретились и разговор Гальдером был продолжен:
- Шапошников, пожалуй, единственный сейчас в окружении Сталина, кто не боится возражать ему, и его советы могут быть опасны для нас. Потому его следовало бы обезвредить.
- Каким образом? - спросил Паулюс.
- Через Бухарест или Хельсинки - так будет достовернее! Подозрительный Сталин сразу удалит Шапошникова...
Теперь в Цоссене всем уже было ясно, что молниеносная война (блицкриг) превращалась в войну затяжную. Пока помалкивали об этом, но каждый понимал, что предстоит зимняя кампания, к которой вермахт не был подготовлен. По этой причине немецких генералов заразила эпидемия наполеономании. Это подтверждали и вести с фронта. Фельдмаршал Клюге - по мемуарам французов о походе 1812 года - пытался отгадать, что ждет его войска в зимней России. Ходили слухи, что Гудериан даже устраивает ночлеги в местах, где когда-то переспал и Наполеон. В совпадениях (да и даже в географии) немецкие генералы хотели видеть что-то пророческое, указанное им свыше. Гитлер, напротив, даже ликовал от совпадений:
- Мы форсировали Неман в тот же день, что и Наполеон! Наши танки ворвались в улицы Вильно и Ковно двадцать четвертого июня - в день, когда туда вошла кавалерия Мюрата... Но мы обгоним Наполеона на своих моторах!