Площадь павших борцов

Танков, увы, не было. Народ был потрясен, и, чтобы успокоить людей, Москва намекала в печати, что передовой рабочий класс Германии возмущен нашествием на первое в мире социалистическое государство и скоро, мол, пролетариат ответит Гитлеру революцией. Политруки перед боем по-прежнему твердили о классовой солидарности трудящихся всего мира, и на фронте не однажды бывали случаи, когда боец вставал из окопа, крича дружески:

- Эй, геноссе... я - арбайтер... не стреляй! Ответом была длинная очередь из черного шмайссера.

Такова сила и мощь великой "пролетарской солидарности", о которой так много у нас болтали... Вот и доболтались!

Ровно в 11 часов дня 22 июня Гальдер записал в Дневнике:

"Паулюс сообщил мне о заявлении статс-секретаря Вейцзеккера. Англия, узнав о нашем нападении на Россию, сначала почувствует облегчение и будет радоваться распылению наших сил. Однако при быстром продвижении германской армии ее настроение быстро омрачится, так как в случае разгрома России наши позиции в Европе крайне усилятся".

Он отложил перо:

- Итак, кости брошены на стол, начинаем игру.

- Большую игру, - подчеркнул Паулюс.

- Да, какой еще никогда не вела Германия, но еще никогда Германия и не была сильна так, как сейчас...

Упругие танковые колонны (Манштейна, Гудериана, Клейста, Гота и Шернера) железными "метелками" гусениц расчищали дорогу армиям Лееба, Бока и Рундштедта. Против этой быстро несущейся лавины Москва определила три главных направления обороны, которые доверила прославленным маршалам Ворошилову (против Лееба), Тимошенко (против Бока) и Буденному (против Рундштедта). В ставке Гитлера понимали, что Сталин желает использовать высокий авторитет героев гражданской войны...

В состоянии эйфории Гитлер объявил, что теперь Красная Армия - это чья-то нелепая шутка!

- Сталин, очевидно, решил, что ему предстоит новая "оборона Царицына", как в девятнадцатом году, поэтому он и пугает меня своими кавалеристами... Но где же их танки?

Кейтель с Йодлем - неразлучны. Но Кейтель побаивался авторитета Йодля, уже готовя ему всякие пакости, хотя внешне они казались большими друзьями, и оба с одинаковым неудовольствием видели, что их иногда опережает Хойзингер.

Вот и сейчас он торопливо выступил с готовым ответом:

- Мой фюрер, наши T-IV протыкают русские танки снарядами насквозь, словно это коробки для обуви. Их броня всего пятнадцать миллиметров; они ходят на легковом бензине, и потому от первого попадания вспыхивают - как шведские спички.

(Хойзингер имел в виду наши старые БТ-7, Т-26 и Т-28, известные по парадам на Красной площади.) Гитлер спросил:

- А где же их новейшие на тяжелом топливе? Не меня ли вы пугали танками заводов Сталинграда и Челябинска?

- Кёстринг, сидя в Москве, что-то напутал.

- Гальдер, дайте ему как следует по мозгам.

- С удовольствием это сделаю, - обещал Гальдер, не простивший Кёстрингу "контору по скупке мебели"...

Прощай, милый Цоссен, где по вечерам так сладко пахло резедой и левкоями! В канун войны ОКБ отыскало глухое урочище в дремучем прусском лесу. Сюда согнали пленных офицеров-поляков, началось строительство ставки Гитлера, которую он пожелал назвать "Вольфшанце" (что значит "Убежище волка"). Бетон и колючая проволока, минные заграждения и сигнализация обеспечили Гитлеру непроницаемость тайны, в которой он собирался выиграть войну. Поляки закончили работу, их отвели в лес и уничтожили, чтобы сохранить тайну. Над личным бункером Гитлера была уложена такая броневая плита, которую не расколет никакая сатанинская сила. На поверхности земли в "Вольфшанце" остались блоки штабов и казино, казармы охраны и служебные постройки, крыши которых маскировали кусты и даже деревья. Все остальное упряталось в глубину. Подземные помещения напоминали железнодорожные вагоны класса "люкс", с коридорами и дверями, ведущими в отдельные кабинеты-купе. Всюду сверкали кафель и никель, каждому генеральштеблеру - ванна с душем и собственным унитазом. Паулюс теперь общался с Берлином по телефону, жена порадовала его благополучной беременностью дочери.

- Поцелуй за меня нашу баронессу Кутченбах! - отвечал Паулюс; перед Гальдером он уже не скрывал своей тоски и тревоги. - Когда же выберемся из этого бурелома?

- После седьмого ноября, когда доставим удовольствие Сталину, устроив парад вермахта на его Красной площади...

Успех вермахта обозначился сразу и очень решительно. На шестой день войны немцы уже вошли в Минск, одиннадцать советских дивизий оказались в тылу противника, сражаясь с "перевернутым" фронтом. В наружном блоке No 18, где царствовали Кейтель с Йодлем (и где фюрер с Геббельсом спасались от духоты подземного бункера), Паулюс обратил внимание Гитлера на все возрастающее сопротивление Красной Армии, а широкоротый Геббельс откровенно смеялся:

- Что вы, Паулюс? Они же бегут...

- Да. Но, отступая, они дерутся не за свои жизни, а лишь за выигрыш времени. Наконец, есть такие участки фронта, где наши войска топчутся на месте, их продвижение начинается лишь тогда, когда русские сами оставляют позиции...

Гитлер выслушал молча. Подумал и ответил: