Площадь павших борцов

Никита Сергеевич вовремя предупредил командующего, чтобы он лишнего при Маленкове не сболтнул, но Андрей Иванович побаивался своего заместителя Филиппа Ивановича Голикова, который уже сдал Воронеж немцам, а ранее, еще в довоенные годы, будучи начальником разведки Генштаба, каждый день врал Сталину, что войны не будет, чем и угодил вождю. Теперь он, отроду пугливый, боялся разворота событий, угрожающих покончить не только со Сталинградом, но и с его житухой, столь приятной для бывшего сталинского фаворита. Вот Гордов, второй заместитель Еременко, тот смирил гордыню и, куда бы его ни послали, ничего не боялся, ехал и командовал, воюя, как умел (и воевал на фронте, пока его не ранили). Но зато Филиппа Ивановича на фронт было и калачом не заманить. Уж столько он пил с Маленковым, чтобы угодить тому, но тот - рожа пьяная! - так и уехал в Москву, не догадавшись взять с собой Филиппа Ивановича... Трусливый человек, Голиков проводил дни в доме отдыха "Горная Поляна", присматривал за переправами, а если кто драпал, он выезжал наблюдать за тем, как они драпают. Один наш генерал после отступления, вспомнив о сталинском приказе No 227, застрелился, а предсмертную записку закончил словами: "Остаюсь верен делу Ленина!" Филипп Иванович завел дело:

- Почему это он верен делу Ленина, если у нас сейчас не Ленин и верным надо быть делу великого и мудрого Сталина?!

Еременко кряхтел - "от боли в ране и переживаний.

- Может, отпустить его ко всем псам, чтобы не вонял тут?

- Куда? - спросил Хрущев. - Такого отпусти, так он тебе завтра же будет в кабинете Хозяина и навоняет еще больше. Да так накапает на нас обоих, что вовек не отмоемся. Такое на нас напортачит, потом не отбрыкаешься... Ведь он сдал немцам Воронеж, а теперь отпусти его - сразу бочку на нас покатит.

После очередной бомбежки Голиков совсем обезумел от страха, убивался, плакал перед Хрущевым, говорил:

- Можно, я на другой берег Волги отъеду? Ведь дураком надо быть, чтобы не понять - завтра нас живьем немец сожрет. А я бы для вас новый командный пункт приготовил... на другом берегу. И фанеры бы достал, чтобы стенки обить.

- Филипп Иваныч, да очумел ты, что ли... За Волгой земли для нас нет и не будет. С нас же голову снимут, если Сталинград оставим. Ты соображаешь сам-то, о чем говоришь...

("Ни шагу назад!" - гласил сталинский приказ No 227, и, согласно этому приказу, расстреливали отступивших командиров, тысячами гнали рядовых на верную гибель - в штрафбаты, а вот Филипп Иванович после очередной бомбежки драпанул в Москву, и там, как и предвидел Хрущев, стал доносы писать на всех, что в Сталинграде остались, и Сталин Голикову поверил, а честным людям потом еще пришлось оправдываться, - вот такие генералы тоже были в нашей армии... Забудем о них!)

* * * * * *

Валентин Саввич написал эту фразу и поставил точки... Было раннее утро 16 июля 1990 года. Часы показывали 4.30.

Накануне вечером он был на подъеме. Воодушевленно, с восторгом делился ближайшими планами: "Все здорово. Осталось написать о Дьеппе, о Черчилле, в заключение - о 23 августа и... все! Вот только хочу посоветоваться - может, сделать паузу?.. Не терпится написать "Когда корабли были молоды". И Валентин Саввич почти на одном дыхании рассказал мне свой новый роман о любимом им времени. И передо мной ожили Елизавета Петровна, Фридрих Великий, молодой Ломоносов. "Хотя, и "Сталинград" в целом готов, продолжал он, - есть все материалы ко второму тому, я уже знаю, когда и что говорил любой из героев. Вот и "почасовик" (так Валентин Саввич называл составленный им план - рабочий хронологический календарь событий).

В этот вечер я еще раз убедилась: "Начну с конца" - это не дань моде, не просто оригинальный прием, это не поза - это позиция писателя, начинающего писать произведение, только отчетливо представляя его до самого конца.

Как редки и коротки были эти незабываемые вечера. Я работала днем, он - ночью. О каждом прожитом "дне" (для нас - ночи) он сообщал утренней запиской. Тысячи записок - в них судьба и жизнь, в них муки творчества и радости побед, в них биография автора и героев его произведений.

Последнюю привожу дословно:

"04 ч. 35 мин. Закончил главу. Вылез на 223 стр. Еще 19-ая глава (проходная) и две главы целиком о 23 августа. После чего - "от автора", и все!

Чувствую себя хорошо.

Настроение бодрое.

5.10 - лягу.

6.10 - встал".

Как говорится, комментарии излишни.

В этот день сердце Валентина Саввича остановилось.

На столе остались десятки книг о Сталинграде с многочисленными закладками и пометками и несколько рукописных листов - материалы к главе о 23 августа.

Как они должны быть скомпонованы и обработаны гением автора? Этого не может теперь сказать никто.

Предлагаю их в той последовательности, как они лежали возле печатной машинки.

Антонина Пикуль.

* * * * * *

Накануне, 23 августа: Переправа. Заслон зениток.

- Мне ваше лицо знакомо, - сказал Паулюс, - но я никак не могу вспомнить, где я вас, капитан, видел.