Площадь павших борцов

Впрочем, сроки активного наступления вермахта на юге не раз уже откладывались, и виною тому был "пропавший самолет" с майором Рейхелем и секретными документами о развитии операции "Блау". Немецкое командование нервозно выжидало реакции со стороны русских, а Паулюс бранил покойного майора, которому взбрело в голову лететь глядя на ночь:

- Вот и покойник... Теперь, - рассуждал Паулюс, - мы не в силах изменить наши четкие планы "Блау", для этого потребовалось бы слишком много времени и большой работы ОКБ и ОКХ. Но вполне разумно, если мы отодвинем сроки наступления. Стратегическая пауза иногда даже необходима...

Его 6-я армия перешла в наступление лишь 30 июня...

* * *

Состав с зерном возле элеватора еще горел.

- Анастас Иванович, - сказал в трубку Чуянов. - Не успели мы избавить город от колхозного скота из Смоленщины, как все Задонье потонуло в пыли на подходе стада из Воронежской области, из Ворошиловградской... Куда их девать? На улицах уже не повернуться от машин и беженцев. Мостов не имеем. Переправы заполнены. Скотобойни города загружены до предела.

Из Москвы усталый голос А. И. Микояна:

- Наша большая ошибка, что Сталинград не имеет мостов. Но погодите с бойнями. Нам еще после войны жить надо. Переправляйте скот на левый берег Волги гоните его дальше.

- А как быть с частниками? Каждому жаль со своей скотиной расставаться. И в ухо каждому не вдудишь, что, если не отдаст корову государству, враг придет и сожрет ее даром.

- Никакой принудиловки! - отвечал Микоян. - Действуйте только убеждением. Частник есть частник. Он и без того нами обижен. Не хочет разлучаться с овцой, оставьте ему овцу.

Есть такая народная примета: хлеба убирать, когда поспевает малина. Но в ту пору малина еще не созрела, когда пришло время думать об уборке урожая, чтобы он не достался врагу в зрелых колосьях. На Дону было тревожно, Москва требовала, чтобы зерно вывозили со складов и элеваторов в тыл.

- На тачке, что ли? - говорил Чуянов. - Автотранспорта нет, горючего нет, а на лошадях сотни тысяч тонн далеко не увезешь. Не знаю, как мы управимся, если предстоит эвакуация людей и скота из донских станиц и колхозов...

Эвакуация началась загодя, издалека гнали скотину из отдаленных станиц, а кто? - опять же школьники с хворостинами, плелись за гуртами скота старики да бабки, которые сами-то едва ноги передвигали. На волжских переправах - что-то ужасное, все стада перепутались, чей там бык, а чья корова - уже не разберешься, всех подряд гнали на паромы, а паромов не хватало, немцы бомбили, и рядом с павшей скотиной теперь лежали те же самые мальчишки с хворостинами и бабки, но уже мертвые.

Чуянов накоротке повидался с Ворониным:

- Садись, эн-кэ-вэ-дэ. Разве не безобразие? Гигантский город на правом берегу, а моста на левый берег не соорудили.

- Так это же хорошо, что нет моста, - отозвался Воронин. - Будь такой мост, его бы немцы с воздуха мигом раздраконили...

Как-то еще не верилось, что Сталинград может стать фронтовым городом, дворники поливали цветочные клумбы на улицах, и аромат цветов доносился в кабинеты обкома, напоминая о мирных днях, когда о цветах даже не думалось: пусть благоухают, на то они и посажены...

Чуянов казался рассеянным.

- Что у тебя еще? - спросил он.

Воронин вынул из портфеля немецкую листовку, издали показав ее секретарю обкома - читай, если грамотный. Чуянов увидел всего две строчки частушечного лада:

До Воронежа с бомбежкой

В Сталинград войдем с гармошкой

Эту листовку Чуянов оставил у себя и показал ее генералу Герасименко, командующему Сталинградским военным округом:

- Ну, не нахальство ли, а?

Герасименко пробежал листовку глазами и сказал, что Геббельсу, как пропагандисту, еще далеко до батьки Махно:

- Вот это был агитатор! Пламенный... Помню, гонялись мы за его бандами, а батька за нами гонялся. На тачанках. Я тогда молодой был. Вот гонит нас батька в хвост и в гриву, оглянешься назад, а на тачанках его лозунг: "X... уйдешь!" Потом стали гнать батьку. Настигаем, а на тачанках у махновцев опять плакат полощется: "X... догонишь!" Вот это, я тебе скажу, агитация такая, что до печенок пробирала. Наглядно и убедительно. Геббельсу до такого не додуматься...

Разговорились. Алексей Семенович спросил:

- Василий Филиппыч, не кажется ли тебе, что наше положение сейчас гораздо хуже, чем в прошлом году?

- Кажется. Только говорить об этом боюсь.

- Смотри, как бы не прижали нас к Дону. Слухи неважные. Фронт расшатан. Командуют лейтенанты. А маршала не видать... Скажи мне честно, что за человек этот Тимошенко?

- Как кто? Бывший нарком. Маршал. Орденоносец.

- Это я и без тебя знаю. О другом говорю. Я человек сугубо штатский и то, кажется, кумекаю, что есть здесь что-то неладное. Как он не пострадал после катастрофы под Барвенково или под Харьковом? И не такие головы с плеч летели...