Площадь и башня. Сети и власть от масонов до Facebook

…примечательный [даже] в выборе своих подчиненных, а значит, через них – заметный и держателям более низких чинов. Требовались люди, не страшившиеся ответственности, люди с неиссякаемой энергией и железной волей, люди, готовые упорно исполнять порученную им часть плана боя, насколько позволяла им плоть и кровь – и собственная, и подначальных солдат. Требовались люди без воображения, чтобы выполнять военные приказы, лишенные воображения, придуманные другим человеком без воображения. Любые намеки на чудачество или оригинальность вызывали подозрения с учетом плана кампании. Каждому генералу нужны были подчиненные, которые неукоснительно выполнят приказы, не боясь трудностей и потерь и не страшась будущего. Каждый генерал знал, чего от него ждут (и одобрял это), и старался иметь в подчинении таких генералов, от которых сам сможет ожидать того же. Когда требовалось систематическое применение грубой силы, нужны были только такие люди, которые легко встроятся в систему, не ожидая ни малейших поблажек[935].

Пожалуй, трудно найти лучшее описание иерархического режима. Однако к 1940-м годам британская армия на собственном горьком опыте убедилась в том, что необходим совсем иной, более динамичный тип руководства. В ходе двух мировых войн стало понятно, что исключительная эффективность германской армии была обусловлена не строгим выполнением боевых планов, а децентрализованным принятием решений и гибкостью при неясности боевой обстановки[936]. Например, в 1940 году немецкие танковые части, пользуясь радиосвязью и французской дорожной сетью, забрались далеко за линию фронта противника и в итоге смяли оборону и разгромили французов. Чем дальше от поля боя, тем важнее было освободить офицеров (включая сержантов) от давления централизованного командования и контроля. Ярче всего уместность такого подхода продемонстрировали военные кампании в Азии против японцев. В Бирманской операции появился новый тип британского генерала – полная противоположность наделенному железной волей, но лишенному воображения Блимпу из романа Форестера. В джунглях как раз высоко ценились “чудачество и оригинальность”.