Когда-то девизом “апостолов” были слова “только соединить”, а вовсе не “только изменить”. Но в сталинском Советском Союзе, которому столь преданно служили кембриджские шпионы, даже самый короткий контакт мог оказаться чуть ли не смертельно опасным. Одной ноябрьской ночью в Ленинграде, всего через полгода после окончания войны, оксфордский философ Исайя Берлин встретился с Анной Ахматовой. Для обоих это событие стало незабываемым: произошло своего рода умственное и духовное единение, одинаково чуждое политике и эротике. Но Ахматову эта встреча едва не погубила. Трудно найти другой пример, который столь наглядно иллюстрировал бы суть тоталитаризма – этой крайней формы иерархического строя. Двум интеллектуалам нельзя было поговорить наедине о литературе, чтобы к этому событию не проявил зловредного интереса лично Сталин и не воспользовался им как поводом для дальнейшей травли.
Над Ахматовой (урожденной Анной Андреевной Горенко) давно уже висела тень подозрения. Как поэт она прославилась еще до революции. Ее первого (бывшего) мужа, тоже поэта, романтика-националиста Николая Гумилева, расстреляли в 1921 году за антисоветскую деятельность[872]. Тень эта сгустилась еще больше после отзывов на пятую книгу ее стихов, изначально называвшуюся Anno Domini MCMXXI. Один критик отметил двойственный образ его лирической героини – “не то «блудницы» с бурными страстями, не то нищей монахини, которая может вымолить у бога прощение”[873]. Другой написал, что “вся Россия раскололась на Ахматовых и Маяковских”, обличительно намекая на ее консерватизм – в противоположность революционности Владимира Маяковского[874][875]. После 1925 года Ахматову перестали печатать[876]. Через десять лет арестовали ее сына Льва Гумилева и третьего мужа, Николая Пунина. По совету друга, поэта Бориса Пастернака, она написала отчаянное личное письмо Сталину, где умоляла его отпустить “двух единственно близких мне людей”. И случилось чудо: Сталин внял ее мольбе и накорябал поверх ее письма резолюцию – освободить обоих арестованных[877]. Но в марте 1938 года Гумилева снова арестовали и приговорили к десяти годам заключения в Заполярье – в Норильском исправительно-трудовом лагере – одном из самых северных поселений в мире [878][879]. Хотя в 1939 году Ахматовой вдруг снова разрешили напечататься, вскоре последовала негативная реакция на новый сборник ее старых стихов (“Из шести книг”, 1940): начальник Ленинградского обкома партии Андрей Жданов распорядился конфисковать тираж книги и раскритиковал “этот ахматовский блуд во славу божию”[880]. Именно тогда, между 1935 и 1940 годами, Ахматова написала бóльшую часть “Реквиема” – стихотворного цикла о терроре, где жгучими словами высказана мучительная боль миллионов людей, чьи близкие сгинули в бездне безжалостной сталинской тирании[881].