Площадь диктатуры

– Опять горячую отключили, пришлось холодной споласкиваться, - прошептала Таня. Целуя его, она спускалась все ниже, он вскрикнул от неожиданно острого ощущения и опрокинул ее на спину.

Она обнимала мягко и податливо следовала за его ритмом. Под конец всхлипнула: "Ой, мамочка!", и вслед за освобождением он провалился в глубокий и ясный сон.

* * *

– Ну и дура! Даже паспорта не спросила, а теперь, конечно, неудобно. Гость, ясное дело, и есть гость, да разве я говорил, что регистрировать не надо? Ну, чего молчишь, глазищи таращишь? И когда ты головой будешь думать, а не передком после? Думаешь, не знаю, что ты его уже закувыркала? - выговаривал Геннадий Николаевич подчиненную.

– Виновата, хотела вам угодить! Простите, Геннадий Николаевич! -оправдывалась Таня. - Что хотите сделаю, только не выгоняйте.

– А если милиция спросит - что будем делать? Кто ответит?

– Да кто спросит? Участковый - нашей Верки брат, я с ним вмиг улажу.

– Мигом не отделаешься, он мужик здоровый.

– Не волнуйтесь, Геннадий Николаевич, я послезавтра внеочередь выйду, сама у него паспорт спрошу и все сделаю, комар носа не подточит.

– До послезавтра еще дожить надо, а у нас человек живет не прописанным.

– Он же ученый, Геннадий Николаевич, вовсе не из этих… Ну, про которых сообщать надо.

– Видали мы таких ученых! Так тебя затрахал, что синячищи под глазами в полщеки. Иди, на себя в зеркало посмотри, бесстыжая! - махнул рукой директор.

На свое место Геннадий Николаевич попал после выхода на пенсию - друзья помогли устроиться. Последние десять лет он служил на Севере в службе охраны режимных объектов. Переписывал бумажки, собирал донесения и рапорты - работа тихая и спокойная, выслуга - с тройным зачетом, не то, что в столицах. Нынешняя работа была намного хлопотливей, требовала постоянной настороженности и внимания, а, самое главное, - понимания, кому надо услужить, кому помочь, а кого отфутболить, чтобы дорогу забыли. Директор гостиницы был нужным человеком, нужнее многих начальников в Москве и заработки у него соответствовали его уровню. Хотя, приходилось делиться. Иногда Геннадий Николаевич подсчитывал отстегнутые "наверх" деньги и горестно вздыхал: если бы не надобность делиться, его двухэтажный кирпичный дом был бы давно достроен. Но с другой стороны понимал: не поделится - и месяца в должности не усидит! Чтобы уволить и повода искать не надо: работа - сплошные нарушения. Возьми любое и увольняй за милую душу. Или сажай!

"А в общем ничего страшного. Ну, не прописали гостя - бывает. В крайнем случае - бутылка, другая, к тому же не из своих платить. Конечно, если за гостем ничего не тянется, но судя по всему - не должно. Из крайисполкома звонили, что гость из кооператоров. Большую силу взяли ребята! Обещали, что все оплатят. Ну и пусть платят, коли денег - куры не клюют. Тысчонки две на расчет накину! Нет две - много, полторы - в самый раз будет" - думал Геннадий Николаевич. Сердился он больше для порядка. Танька дуреха прозевала, сама и влетит, если что не так сложится.

"Обойдется!" - решил Геннадий Николаевич и по дороге на инструктаж очередной смены, зашел в бар.

– Налей-ка мне кофейку с пятью каплями, - велел он буфетчице.

– "Арарат" кончился, есть грузинский, но хороший - "КВК", - сказала та, показывая этикетку.

– Давай, попробуем, - выпив полчашки, Геннадий Николаевич будто невзначай спросил: - Вчерашний Танькин хахаль, как показался?

– Не нахальный! Что не дашь - всем доволен.

– Откуда - не говорил?

– Вроде, москвич.

– Хорошо, денег не бери - потом рассчитаюсь - и обслуживай, как я велел. Если перейдет меру - скажи мне, - окончательно успокоившись, сказал директор.

* * *

Сведения о проживании Горлова в Адлере поступили на учет в ЦАБ ОВД города Сочи[16] почти через неделю, всего за день до его отъезда. Все это время он жил никем не замеченным и напрочь выпал из поля зрения Ленинградского УКГБ, будто растворился бесследно.

2.10. Винна ягода по сахару плывет

На несколько дней для Горлова наступил зрелый и развитой коммунизм. Служащие пансионата были вежливы и предупредительны, постельное белье менялось ежедневно, в ресторане и в баре у него не брали деньги, даже чаевые.

– Жаловался, что Котов тебе отпуск испортил? Вот и отдохни по-человечески, как белые люди на диком Западе. Лови кайф и расслабуху, коли карта выпала. Ты нам нужен веселым, здоровым и трудоспособным. А про деньги не бери в голову, считай - это аванс. Ты меня знаешь: должок не заржавеет - из первой получки вычту, - успокоил его по телефону Цветков.

– Домой мне позвонил? - спросил Горлов, договорившийся с Ниной, что если Цветков будет спрашивать, где он, то, значит - с ним все в порядке.

– Жена сказала, что ты в деревне. Знала бы, где ее муж оттягивается! Говорят, что ты весь женский персонал в пансионате отбарабанил. Взять бы, да и заложить тебя, конспиратор хренов!

– Не заложишь!

– Почему? - удивился Цветков.

– Наши своих не закладывают, - ухмыльнулся Горлов.