Дверь хлопнула за моей спиной, а я продолжал вытирать назойливую херь с лица. Она лезла в глаза, а во рту отдавала солью. Мной шатало, но шел дальше, потом сел в машину, а как очутился под мостом в Итэвоне не помнил вообще.
Просто со свистом затормозил и чуть не врезался о старый отбойник в камышах. Рядом шумела река, а я всё мотал головой в попытке прийти в себя.
— Какого хера? Почему? — спрашивал и спрашивал смотря на свои руки, которые сжимали руль, — Я ведь хотел обнять её. Я впервые хотел ласкать, гладить и нежно целовать, а что вышло? Какого хера?
Я сцепил челюсть, и выйдя из тачки открыл багажник. Достал оттуда старую бейсбольную биту и захлопнул его, а потом со всей дури заехал по крышке. Послышался скрежет и гул металла, и выдохнул с силой и облегчением.
Эту дрянь я таскал на случай если какой-то дебил решит что всё может. Но видимо у этой вещи была другая карма.
— Тварь! — я замахнулся и расхерячил боковое стекло в хлам.
— Щипсэги ном кэ!!!! (кор. очень грубый мат) — замахнулся снова и бита застряла в лобовом стекле.
Но я не остановился, а методично превращал тачку за половину миллиона в груду металлолома. И когда опомнился, бита выпала из моих рук, а сам я упал прямо в осколки стекла. Привалился к обломкам некогда любимой вещи и замер.
Нахер мне это корыто? Что оно мне дало в жизни? Я в нём переимел пятерых шалав на заднем сидении. Вот и все заслуги этого транспортного средства.
Но не одна из них не рыдала после секса со мной! Ни одна не отбивалась, а я тварь…
Лика же объясняла мне как дебилу, оставить её в покое. Она ведь просила не трогать её! А что сделал я? Наплевал на это и просто вынудил переспать, зная что она хочет этого, но боится.
Я ж не придурок, чтоб не понимать очевидных вещей.
— Твою мать!!! Ты что натворил? — я поднял голову и сквозь слёзы улыбнулся Ки Бому.
— Приехали? — прошептал и бросил телефон к херам в ту же кучу с битыми стеклами, а парни застыли.
— Хан? Какого черта ты сотворил с тачкой? Что случилось?
— Мы переспали, — хохотнул, и наконец понял, что катится по моей щеке.
Это были слёзы. Я опять рыдал, как сраный малолетний щенок.
— Что? — Джин Ки ошарашенно выдохнул, а я кивнул.
— Это разве повод разбивать машину? Вроде раньше после хорошего секса ты не громил ничего, — охеревшим голосом поставил диагноз Ки Бом, а я начал ржать и сел ровнее.
— А разве похоже что я осчастливлен этим фактом? Вы слепые или просто не замечаете сколько кайфа в моём голосе?
— Хан, что происходит? Объясни, так чтобы мы могли тебе помочь.
— Вы нихера не сможете сделать, — оборвал холодным шепотом слова Ки Бома.
— Что она сотворила с тобой? Оставь её в покое! Она иностранка, мало того старше тебя? Зачем тебе это?
— Потому что я люблю её. И сегодня двадцатилетний сопляк отчетливо это понял, — я посмотрел в глаза друзьям и продолжил, — Я не чувствовал такого ни с кем. У меня вот тут… — начал бить себя по груди и сквозь сжатые зубы прошипел, — словно давило от проклятой истомы и ощущения счастья.
Ки Бон сел напротив меня, и посмотрел на Джин Ки, а тот кивнул ему и прошептал:
— Ты можешь рассказать нам всё. Ты сам знаешь, что никто кроме нас об этом не узнает никогда.
— Знаю, — кивнул.
— Тогда рассказывай, и попробуем найти выход вместе. Омма научила меня одной мудрой вещи: "Безвыходных ситуаций не бывает!" — закончил Ки Бом, и протянул мне руку, — В любом случае мы всегда на твоей стороне!
— Поклянитесь, что об этом не узнает никто, — я хрипло, но уверенно сказал, а Джин Ки сел на асфальте рядом С Ки Бомом.
— Яксукое! — они хором прошептали, а Джин Ки вяло улыбнулся со словами:
— Мы же семья, брат. С самого детства.
— Да, семья, — повторил и с силой прикрыл глаза.
"Я найду выход. Я вытащу тебя из этого дерьма, чего бы это не стоило! Клянусь, Малика!"
9. Малика
Я положила руку на холодный пол и поднялась. Серый цвет рассвета окрашивал всё в мутные и словно "шипящие" тона. Будто кто-то взял фото и убрал из него всё краски.
Голова гудела и я приложила руку ко лбу, попытавшись растереть его и разогнать ощущение мутности в мыслях. И когда оно пропало, я вспомнила. Вернее первой картинкой был гостиничный номер. Старый совковый полулюкс, который годами выедал мои воспоминания.
Есть такое понятие в лексиконе психиатров — клетка. Так мы называем место, в котором человек законсервировал свою боль. Моей клеткой в голове был именно тот совковый номер. Каждый кошмар, который мне снился происходил именно в клетке. Даже если я тонула или падала с высоты, как это часто случается в страшных снах с каждым, это происходило неизменно в том самом номере.
И сейчас я смотрела не на апаты в Сеуле. Я была в гостинице на другом конце материка. Там, где жила моя боль.
Медленно поднимаюсь и хватаюсь за решетку мозаичной перегородки и клетка рассыпается. Она по крупицам осыпается вокруг меня, потому что я смотрю на стену, у которой валяется синяя ткань. Она одиноким пятном врезается в серые тона, и клетка исчезает.
— Я сошла с ума… — упала на пол, держась за холодный металл перегородки, и зажала рот рукой, пока по моему лицу бежали слёзы.