Не успела девушка ответить, как послышался суетливый шорох в коридоре — должностное лицо пригласило граждан на заседание. Не теряя ни минуты, мы рванули вслед за остальными.
Оказавшись в зале, я заняла свободное место и быстро распознала взглядом знакомые лица: отца, Кабанова и его виртуозного родственника, теперь уже адвоката. Все они ютились на первых рядах, ухвативши «лучшие билеты в кино». Остальные участники, включая судью и свиту, не спешили занимать кресла: все шептались, предвкушая фееричное зрелище. Я же замерла в ожидании, нещадном и томительном.
— Держись, — прошептала Мира. — Он не должен увидеть тебя разбитой.
Дверь со скрипом распахнулась, показались ботинки конвоиров, а следом Тимур. Время сбавило ход, когда я снова его увидела. Не во сне, как было прежде, а наяву. Мгновение, и силуэт парня разбавили ненавистные решётки. За последнее время чёртовы прутья стали неотъемлемой его частью.
Стоило наших взглядам встретиться, как тот натянул улыбку. Тёплую, согревающую до самых костей. Едва ли я ответила ему взаимностью, ведь единственное, о чём мне удалось подумать, так это о перспективе увидеть парня в последний раз.
— Всем встать! Суд идёт! — громом прокатилось по помещению.
Процесс начался. Разговоры следователя и адвоката ушли на второй план. Я всё смотрела на Мая, старательно фиксируя его в памяти. Впрочем, как и он. Все значимые моменты «до» яркими вспышками будоражили память, заставляя сердце стремительно разгоняться. Только тогда груз упал с плеч, пусть на ничтожное мгновение.
Конечно же, за ожиданием главного решения руки опустились, но я не сдалась. Продолжала держать кулачки, наивно веря в лучшее. И теперь, когда я находилась в нескольких шагах от парня, мир вовсе озарился надеждой.
— … он вторгался в личную жизнь, не говоря уже о посягательстве на громадные сбережения, — громкая жалоба следователя вырвала меня из размышлений.
— Вообще-то, — откашлялся Тимур, взмахнув указательным пальцем в воздухе, — я обворовывал богатого, чтобы накормить бедного. Считайте, что я современный Робин Гуд. Без лука и стрел, но с не менее чудным девайсом.
— И кого же ты вскармливал, хакер?
— Как кого? — искренне удивился он. — Себя.
— Тишина! — выкрикнула судья, пробив столешницу молотком.
— Молчу-молчу…
Мне хотелось рассмеяться ровно так же, как и расплакаться. Я давно усекла, что прониклась к Маю не за отличительное обаяние и невыносимость. Я полюбила его за изъяны и редкую честность. Однако, подобные качества были сродни проклятию. Даже сейчас, любая искренность считалась во вред. Но Тимур был из тех, кто избегал правила и всегда поступал по-своему, потому что не мог иначе.
Неразборчивым эхом проносились слова отца, Кабанова, дядюшки-адвоката. Куда больнее врезались в сердце слова обвинителей и молчание присяжных. Для них он был вором, и только. Преступником, что не имел второго шанса. Все страшные грехи предназначались лишь ему.
— Он крал последнее! — кричал распухший мужчина. Его элитный костюм трещал по швам, едва сомкнувшись на необъятном пузе.
— Он состоял в преступной группировке! — гласила женщина, с дорогим ридикюлем и выдающимся колье.
— Такие как он способны на многое! Даже на убийство! — не моргнув, выдавал следователь.
Негласные реплики терзали душу на части. Хотелось взвыть от бесчестности, взорваться от переизбытка чувств. И только рука Миры, что крепко сжимал мою, и улыбка Мая, не давали мне окончательно свихнуться.
Красной тряпкой стал приговор:
— Суд постановил: признать виновным Майского Тимура Романовича, XXXX года рождения, совершавшего преступления, предусмотренного статьёй № 159 часть 2 УК РФ, и приговорить к пяти годам лишения свободы, с отбыванием…
Мир рухнул. Сердце оборвалось.
Я вскочила с места, ища глазами Тимура. Он улыбался и позволял конвоирам сковывать себя наручниками. Позволял им лишать меня его.
— Нет! — вырвалось не спрашивая. — Вы допускаете ошибку!
— Юна… — тянула за кофту Мира.
— А как же смягчающие обстоятельства?! Он ведь пошёл навстречу закону! Почему же закон не пошёл на встречу ему?! Это жестоко!
— Перестань…
— Нет, не перестану! Я не согласна! — голос дрогнул. Слёзы застилали глаза. — Вы спустили на него всех собак, когда главный виновник наслаждается свободой! Одумайтесь, твою мать! Он не достоин такого приговора!
Судья смотрела на меня с сочувствием, остальные — с изумлением, и только Тимур с гордостью. Только он не считал меня сумасшедшей.
Я кинулась к нему, невзирая на строгие запреты. Меня держал отец, его — два грозных амбала в погонах. За спиной зашептались присяжные.
— Я не позволю им… — слова поглотил плачь. — Не позволю.