Плохой хороший парень

Его взгляд мгновенно подобрел. На лице сверкнула улыбка. А мне вдруг захотелось помолчать и заново изучить загадочного оппонента. Казалось, что со множеством скрытых систем он постепенно взламывает и меня. Играет с памятью. Меняет пароли.

— Мы можем уйти, если хочешь, — словно прочитав мои мысли, выпалил он. — А можем, вернуться и показать хвастливому дружку, что он здорово сплошал.

Тимур протянул мне руку и, подстрекая, склонил голову набок.

У меня было миллион причин отказаться, не идти на провокацию, и ни одной, чтобы согласиться. Но что-то новое во мне, вдруг пробудившееся, отходящее от правил невидимой рукой подталкивало в спину.

А ведь мне действительно хотелось ему верить…

— У тебя полчаса, — сдалась я, накрыв его ладонь своей.

— Замётано, — расцвёл Майский, словно в показательной сцене была выгода. — Только правила диктую я. Доверься мне и ты не пожалеешь.

По пути в гостевой зал я всячески боролась с мыслями, ведь происходящее не соглашалось с моим внутренним убеждением. А когда Тимур увлёк меня на танцпол, я вовсе пожалела о своём решении.

Он преступник. Преступник. Нельзя позволить ему стереть эту грань.

— Выдохни, Мурка, — его рука обвила мою талию, привлекая ближе. — Я не кусаюсь. Только не сегодня.

Теперь он чувствовал разыгравший ритм моего сердца. Каждый ретивый удар. Медленная музыка лишь подчеркнула невольный контраст.

— Мы одни на танцполе, — заметила я, едва прикоснувшись пальцами к его шее.

— Знаю. В этом и вся фишка. А теперь расслабься и получай удовольствие.

Его рука спустилась ниже, проведя сосредоточенную дорожку из лёгких касаний. Волна колючих мурашек пробежала по позвоночнику, выдавая моё смятение. Ничего не оставалось, как поддаться. Я повторяла каждый плавный шаг, боясь оступиться, но под руководством Мая не чувствовала себя неумёхой. Танец выходил стройным, доверительным, убаюкивающим.

Чуть наклонившись, Тимур уткнулся носом мне в волосы.

— Не смей, — предупредила я, сиплым от волнения голосом. — Это слишком.

— А ты посмотри на их лица и повтори это снова, — парировал он.

Помимо завистливых взглядов девушек и одного изумлённого, что принадлежал Кабанову, я насладилась поверженным вниманием Марка. Едва ли его грела такая же боль, которая сожгла меня без остатка, но не сгинуть в этом пекле было уже достижением. Крохотным, но таким жизненно важным.

— Спасибо, — прошептала я, легонько коснувшись Мая щекой.

— Сочтёмся, Мурка.

Не припомню, чтобы позволила кружить себя в танце и при этом чувствовала себя необыкновенно комфортно. Тимур был обходительным, предугадывающим наперёд каждый следующий шаг, что ненароком очаровывало и даже притягивало.

«Тёмная магия, не иначе…» — проговаривала я про себя, всё ещё не веря в происходящее.

Поглощённый яростью Марк не смог сдержаться и, снося на своём пути, вбежал на танцпол. Искры летели из лазурных глаз, когда он вырвал меня из рук Майского и притянул к себе. Теперь я полной грудью вдыхала его аромат, нежилась в родных объятьях, таяла от позабытых слов любви, а затем… проснулась.

Это был всего лишь сон.

По правде Марк не шелохнулся и держался невозмутимым весь остаток вечера, что лишний раз прорисовало его холодное безразличие. Отпечатком лёг и пустой взгляд, который выпроводил меня из кафе с последующим облегчением.

Пора оставить это в прошлом, намертво захлопнув дверь. Всё кончено.

Отбросив липкие мысли, я сбросила с себя одеяло, запустила руку под кровать и притянула ещё невысохший от дождя рюкзак. Сегодня он показался мне удивительно лёгким. И неспроста, ведь справившись с заедающей молнией я не обнаружила в нём ноутбука. На дне сумке лежали несколько сырых печенек и металлическая штуковина, напоминающая жёсткий диск.

Прикреплённая к нему записка лишь подтвердила мою догадку.

Не стоит даме таскать тяжесть. Этот малыш таит в себе всё, что тебе нужно. Не благодари. И приберись в ридикюле. В нём впору грызунам завестись.

— Вот же гадёныш! — в голос крикнула я, ударив рукой по матрасу.

На каждое моё действие Майский всегда находил противодействие. Вечно он был впереди. И какая-то часть меня сорвала голос в крике, уверяя, что это было неспроста.