— Мне нужна бас-гитара — сказал я переставшим играть патлатым — самая лучшая.
Один из них, переглянувшись с Джоном, показал мне в сторону боковой стены и я, не обращая внимания на зрителей, пошел выбирать инструмент. На себя сразу обратила внимание треугольная концертная гитара с глубоким резонатором. Провел по грифу и мне она понравилась. Я взял с полки рядом медиатор и проверил первую струну — все было идеально настроено. Зрителей в зале прибавилось, патлатые свалили со сцены. Я подошел к микрофону и нашел взглядом Джона — Дашь мне бит?
— Какой? — спросил парень, усаживаясь за установку.
Я изобразил.
— Легко.
Джон выдал бит, а я отыскав взглядом Бониту, произнес в микрофон:
— Песня посвящается моей девушке, мисс Эскудеро.
Вот так то! Тебя ударили по одной щеке — подставь другую. На самом деле, конечно нет. Ударь в ответ и выбей зубы. Но моя мораль на подругу подействовала — она покраснела, отвела глаза.
Джон начала выдавать бит, а я провел медиатором по струне. Звук был обалденный. «Seven Nation Army» играется одной струной — шестой. Но, в принципе, можно играть вообще на любой.
Пятый лад, потом первый — я механически перебирал лады, выдавая проигрыш. Попадал в бит я не очень, но и этого хватило — глаза публики округлились, народ подался вперед.
Слова у песни тоже были не бог весть, надо было лишь добавить легкого визга в голос. Надо признать голос у Питера был вполне на уровне и с музыкальном слухом тоже было все в порядке.
С каждым новым куплетом, рты у публики все открывались и открывались. Они буквально не отрывали от меня взгляда. Бонита так и вовсе приложила руки к вздымающейся груди. Как будто я ей пел серенаду про любовь. Но любовью там и не пахло.
Короче бессмысленный набор слов, но звучит это все многозначительно. На последнем аккорде в зале повисает оглушительная тишина. В магазине — никого. Все толпятся у сцены, включая невысокого чернявого мужика в засаленном пиджаке. Судя по всему это и был местный директор Левин.
— Понравилось? — разрушил я тишину, снимая гитару.
Народ разразился бурными криками. Вопили все — патлатые, Джон, что-то восторженно говорила Бонита.
— Чувак, это пиздец как круто! — меня схватил за локоть незнакомый парень в очках — Давай еще раз.
— Мы не слышали начало!
— Спой еще раз!
— Повторить!
Высокий патлатый парень с пронзительным голосом сложил руки рупором, повернулся к зрителям и начал скандировать «Повторить!», и люди его поддержали: «Повторить!».
Бониту совсем зажали у сцены, я подошел и протянул ей руку, она уцепилась и я вытащил ее к себе. Потом обнял ее, и мы подошли к микрофону.
— Джон, покажи мисс Эскудеро, как тут у тебя все работает.
На самом деле в группе The White Stripes как раз была грудастая барабанщица, которая подпевала песню на бэк-вокале. Я попросил ручку и бумагу, быстро набросал слова для девушки. Под покачивание головы Джона, посадил ее за установку. Парень показал ей как выдавать бит на бас-барабане. Ничего сложного — знай себе двигай ножной педалью в такт.
— Первый раз такое вижу — в глазах Джона появилась ревность.
— Вы хотите еще раз Seven Nation Army?? — не обращая на него внимания, я начал заводить публику.
Народ ответил мне восторженным воплем. Мужик в центре даже начал обеспокоенно озираться.
Я начал терзать 6-ю струну, Бонита задорно бить в барабан.
Первая строфа потонула в восторженном крике. Вторую мы уже пели с Бонитой вместе — у нее оказалось приятное сопрано, но она «не вытягивала». Впрочем народу было пофиг, они начали дружно качать головами под незатейливую мелодию Seven Nation Army.
Чернявый буквально «вырвал» меня из объятий толпы за руку. После окончания песни, американские школьники полезли на сцену, каждый хотел пожать руку, что-то сказать. Их сдерживал Джон, потом уже отпихивал я. Тоже мне нашли кумира.
Мистер Левин стал спасением. Он рявкнул на школьников, увел меня в собственный кабинет. Тот был украшен деревянными панелями на стенах и развешенными альбомами популярных групп.
— Еще раз. Меня зовут Исаак Левин. А тебя как? — еврей уселся в кресло, уставился на меня с любопытством.
— Питер Уолш.
— И сколько тебе лет, Питер?
— Шестнадцать — меня уже начал бесить этот допрос, я повернулся спиной к Левину, подошел к окну. На улице смеркалось, зажглись фонари, по тротуару фланировала разодетая публика.