Плохо быть мной

— Иногда мне кажется, что весь мир себя арестовал, — вздыхает он. — Каждая страна заточена в клетку. Даже мне, если я захочу полететь куда-то, надо будет проходить через таможенный контроль. Очень бы хотелось попасть в какое-нибудь место просто так. Оказаться на пляже, увидеть океан и закат. Без таможни…

— Необычные слова для представителя таможенной службы.

— Скорее всего, они вызваны тем, что когда я обучался в подразделении, то мечтал отслеживать террористов и наркотрафик. Но уже пятый год кряду я роюсь в чужом белье.

В этот момент к нему подходит усатый человек в фуражке и передает ключ. Он, видимо, услышал последнюю реплику.

— Помнишь ту девицу рейсом из Майорки? — обращается к нему. — Когда мы осматривали ее вещи, ни в одном из чемоданов не оказалось не единого комплекта нижнего белья. Ни намека…

— А что в этом такого? — не понял я.

— Стойте спокойно, молодой человек! — одернул меня усатый. — С вами все OK?

— Тебе не кажется это странным? — чуть грустно посмотрел на меня сверху вниз таможенник.

— Да. Точно! — поддакнул я.

Усатый ушел. Я и таможенник стояли молча.

— Вы спросили ту девушку, почему она прилетала в эту страну, не взяв с собой не единого комплекта нижнего белья? — поднял я голову на таможенника. — Вы ее не арестовали?

— Делайте то, что вам посоветовали, — бесстрастно порекомендовал он мне. — Стойте спокойно, сэр.

Он простоял подле меня до момента, как меня подозвал офицер на паспортном контроле, и ушел. Я думал, у меня будут трудности, но все прошло гладко. Офицер даже произнес обычное: «Добро пожаловать в нашу страну, сэр».

Забираю паспорт, прохожу к месту, где все ожидают багажа. Блондинка и муж возятся неподалеку. Оба благодарно смотрят в сторону моих ботинок. Нагибаюсь проверить, не развязаны ли у меня шнурки. Блондинка снимается, тащится ко мне и спрашивает, не из двадцать ли я второго дома Брайтон Бич. Отвечаю, что нет.

— Тогда откуда я тебя знаю? — громко говорит она и, похохатывая, заглядывает мне в глаза наглым пьяным взглядом. Мне кажется, что ее вопрос звучит невероятно фамильярно.

Подхожу к ленте. Какое-то время багаж не пускают. Наконец дорожка поплыла, начинается привычный хаос. Боковым зрением взглядываю на стоящую рядом со мной девушку. Оп, это та самая модель из самолета! Какая все-таки красавица!

Почти одновременно забираем чемоданы и направляемся к выходу. Она идет в нескольких шагах впереди. Может, познакомиться? Моим первым шагом по прибытии в эту страну будет знакомство с моделью! Вольюсь в ее тусовку, а? Вот пойдет жизнь! Действовать надо немедленно. Что ей сказать? Видел вас в журналах, в жизни вы лучше? Банально и пошло. Ускоряю шаг, дотрагиваюсь до плеча — как бы коснулся случайно.

— Уверен, что вы в Нью-Йорк, — неловко улыбаюсь, — и еще уверен, вы меня подвезете…

Выпучив глаза, отшатывается. В это время в толпе встречающих красавец-негр, гигант, вскидывает руку. Она вскидывает в ответ. Я мгновенно отстаю — только приехал и сразу неудача! Плохая примета — страна плохо тебя принимает. Даже немножко разволновался.

На автобусной остановке вижу швейцарцев.

— Вы куда?

— В Манхэттен.

— А я в Бруклин.

Вместе доехали до метро. Вместе сели в вагон.

Поезд гнал, пролетая остановки. Брюнет махал проносящимся мимо девушкам. Одна улыбнулась и помахала ему. Страна хорошо его принимала.

На Сорок Второй вышли. Слышим бит, видим спины пританцовывающих. Пробиваемся вперед — там мулат за бит-машиной с колонками. Перед ним два черных парня в длинных майках и кепках. Один покрупнее и вида посвирепей. На майке написано «Нация Зулу». Стоят друг против друга, позы вызывающие, у каждого в руке по микрофону.

Оба стараются оскорбить один другого в рифму — чем обиднее оскорбление, тем яростнее поддерживает толпа. При этом ни тот ни другой нисколько не обижаются. Наоборот, всякий раз, когда один заканчивает оскорбление в рифму, оба делают негритянское рукопожатие и обнимаются.

Тот, что покрупнее, даже подошел вплотную к парню из толпы и начал ему угрожать. Этот малый выкрикнул что-то слишком громко и сбил фристайл его маленького соперника. Хотя тот минуту назад в своем речитативе обозвал большого пидором, а до того большой в своей части стишков сообщил маленькому, что борода матери маленького рэпера щекочет ему шею, когда он занимается с ней любовью. Большой кричал на зрителя, что тот выказывает ему неуважение, несмотря на то, что парень перебил не его, а как раз того, кто его оскорблял. Главный аргумент большого был, что он, большой, вообще мог сюда не приходить. Он повторил это раз, наверно, семь и всякий раз указывал на вывеску метро с надписью «Сорок Вторая улица».