Плохо быть мной

— Вы сейчас о политике? — вмешался в разговор флибустьер. Он все еще как будто пребывал в смятении.

— Что? — ничего не поняли мы.

— Извините, — почесал он в затылке. — Мне показалось, вы сейчас о политике. Или социологии.

Мы все откинулись на спинки кресел. Эстер берет мою руку и кладет себе под майку. — Чувствуешь, как горячо, бейби? Любишь такую правду жизни?

— Тебя люблю, а не правду…

— Иногда мне кажется, что я несу на себе груз из-за того, что ты меня любишь так, как ты меня любишь.

— Знаешь, я всегда могу убрать руку…

— Мишенька, что ты делаешь? Положи обратно! Я пошутила! Все, что я говорила, ерунда!

Я был в приподнятом настроении. Так случалось всякий раз, когда Эстер признавалась мне в любви. Начинало казаться, что все в порядке и я живу не зря. Еще мне было приятно, что я познакомился с Эскобаром и флибустьером.

Я пошел в туалет. Настроение было уже отменное.

В последнем ряду сидела женщина. У нее были сильно накрашены губы и глубоко расстегнута кофточка. На левой груди татуировка — сердце, треснувшее посередине, и под ним надпись «Ники». Я уставился на надпись. Моего английского друга так звали — Ники.

Женщина подняла голову и посмотрела на меня.

— Как дела, милок?

— Ники, — прочитал я вслух.

— Милейший человек, — подхватила она, — недавно женился в третий раз. Жаль только, что отбывает пожизненное. А ты?

— Моего лучшего друга в Англии так звали — Ники.

— Хороший парень?

— Отличный! Первый сорт! Правда немного несчастный и наркоман. Сирота. Бездомный. Он бы вам точно пришелся по душе.

— Да, действительно, жаль, что я его не знаю! Конечно, понравился бы.

Она стала улыбаясь смотреть в окно. А я все перечитывал имя Ники на ее груди и вспоминал моего брайтонского товарища. Жалкий и несчастный. С нежной душой, вывернутой наизнанку. Его сердце разбито так же, как вытатуированное на груди этой женщины.

— Очень хочется курить, — повернулась ко мне женщина. — Страх, как хочется. У вас не будет сигаретки?

Я дал ей одну.

— Можно еще одну? Для моей подруги…

— Пожалуйста.

— Спасибо, — она положила обе сигареты в нагрудный карман рубахи. — Для Алисы. Вторая сигарета для Алисы.

Она сегодня летит из Аляски в Атланту. А завтра переезжает в Нью-Мексико. У нее страшно напряженная жизнь.

— Очень рад, — ответил я. Не знал, что сказать.

— Знаете, — хитро прищурилась женщина, — у этой милейшей особы впереди меня, — она указала на старуху перед собой, — тоже серьезнейшие проблемы. Скажите ему, Хелен.

— Сказать мне что? — спросил я.

— Ей тоже сигарету хочется…

— Так бы и говорили, — я протянул старухе пачку. Старуха, не глядя на меня, вынула из пачки сигарету.

— Спасибо, Лилу, — угрюмо проронила она моей собеседнице.

— А этому очаровательному молодому человеку вы сказать спасибо не хотите?

— Нет, — отрезала та.

— Он тебе не понравился, Хелен?

— Ей вообще не нравятся парни, — сказал я. — Это сразу видно.

Лилу засмеялась.

— Приходи ко мне на день рожденья, хочешь? Придешь? Я тебя приглашаю.

— Приду.

— Обязательно приходи. Что стоишь? Присаживайся…

Когда садился, я задел ее руку. Она показалась мне жесткой.

— А когда день рождения?

— Через три дня.

— А где?

— Автобусная станция в Айдахо. Выход номер три. Мы там с друзьями отмечаем мой юбилей.

— Что подарить?

— Бухло, — неожиданно резко, даже грубо сказала женщина. Только сейчас я заметил, что у нее на коленях початая бутылка «Тичерс». Женщина сделала глубокий глоток. — Угощайся, — прохрипела она, еще не успев перевести дыхание. Подбородок у нее был весь мокрый.

Я отхлебнул. Потом еще раз. Жизнь показалось мне праздничной.

— На вас шикарная юбка, — промямлил я.

Юбка была очень короткая. Такие бывают у стриптизерш. Это называется сценическим костюмом. Полоска материи, не шире носового платка, которую она обязана держать на себе, прежде чем сдернуть и окончательно лишить зрителей последней надежды на тайну.

— Я же говорила, Лилу! — повернулась к ней с переднего сиденья старушка. — О чем ты думала, когда отправлялась путешествовать на автобусе, нацепив на себя кусочек нитки и назвав его юбкой? Видишь, даже этот тебе говорит…

— Этот ничего не говорит! — запротестовал я. — Этот, наоборот, говорит, что клево!

Лилу повернула ко мне пьяные глаза и заговорила нарочито добреньким голоском:

— Я ведь верю в Бога, мальчик мой. Я очень верующий человек, — она взяла меня за руку.

— Я тоже верю в Бога, — перебил я ее. — Но сейчас я говорю, что на вас классная юбка.

Лилу поправила прическу.

— Не знаю, что это Хелен окрысилась на мою юбку, — провела она по ней рукой. — Знаешь, я была очень ничего в молодости.

— Вы и сейчас.

— Нет, ты не видел меня молодой. Вот тогда я выглядела на все сто. Жаль, у меня нет фотографии, чтоб тебе показать. Или нет, подожди. — Она извлекла из сумки буклетик и передала его мне. — Там в центре. На развороте.