Плохо быть мной

Я вижу, что это такая игра, в которую играют абсолютно все, — ждать, пока Даниэлла подойдет, а потом получать удовольствие, требуя от нее отойти и успокоиться.

— Что вы за мужики? — обдает презрением всех набившихся в комнату Даниэлла. — Женщине нужен мужчина, а не гусеница. Вы мне смешны! Вы все стая воробьев! — Она гулко гогочет смехом, которого не бывает на этой планете. Хохочет и не может остановиться. — Это у вас называется мужчинами? — гогочет гулким рокотом, доносящимся из подземелья.

— Перестань, Даниэлла, — говорит парень с расческой и зеркальцем на шее, довольный, что и на его долю выпало произнести эту фразу.

— Ну вот, сейчас она упадет, — озабоченно говорит лупоглазый, глядя на нее со знанием дела.

— Хо! Хо! Хо! — гулко отдается Даниэллин смех во всех углах комнаты.

— Долго ей на ногах точно не удержаться, — говорит парень с расческой.

Даниэлла грузно падает на пол. Она такая толстая, что ей не больно. Мы пытаемся поднять ее втроем с Джамалом и Гарри — и не можем. Впятером — и не можем. Пытаемся поднять ее всей командой — и не можем.

Иду сообщить Натану. Теперь все руководство собралось над валяющейся на полу Даниэллой и обсуждает, что делать.

— Может, подойти к ней слева? — участвую и я советом.

— Михаил, идите одевайтесь, — холодно ставит меня на место Натан. — Забирайте своих на прогулку.

Идем по Хадсон-стрит группой в десять человек. Идти по Хадсон-стрит — уже само по себе историческое событие. А идти по ней городским служащим — заметный штрих в истории подходящего к концу тысячелетия. Рядом со мной вышагивает статный координатор Хелдвиг. По тому, как он одет, как расчесаны его усы, по выражению его глаз естественно предположить, что он состоит на большой должности в респектабельном издательстве, где он плейбой и любимец женщин. Зачем он устроился в центр? Меня подмывает спросить, но он держится с таким достоинством, что я не осмеливаюсь.

По правую руку от Хелдвига тащится существо. Беззащитное, руки как спички, оно не может за себя постоять. Оно абсолютно безумно — его голова не больше воробьиной. Но в этой голове засело одно: оно может пожаловаться. Все это знают, не любят его за это и немножко боятся.

Я перегораживаю путь машинам, клиенты вереницей переходят через дорогу, я ощущаю прилив гордости оттого, что выкинул такое в самом Нью-Йорке, и мысленно записываю это как очередную славную страницу биографии. Переходим Хьюстон стрит и с шумом заваливаемся в сквер недалеко от Седьмой авеню. Люди на скамейках, белые воротнички на обеденном перерыве, оснащены сэндвичами и пластиковыми стаканами с кофе. Клиенты рассеиваются по скверу. Офисные работники невозмутимо продолжают читать газеты. На свете нет ничего, кроме финансовых новостей у них под носом и сэндвичей в руках. Интересно, эта непробиваемость присуща и другим городам или единственному на планете Нью-Йорку?

Человек с головой воробья сидит на одной скамейке со мной и Хелдвигом, как примерный ученик.

— Кевин, станцуй нам брейк-данс, — обращается к нему Хелдвиг.

Человек с головой воробья подозрительно оглядывается. Может быть, ищет, кому пожаловаться.

— Давайте поговорим о музыке, — предлагает Хелдвиг. — Кевин любит «Битлз». Ты любишь «Битлз», Кевин?

— «Битлз»! — человек с головой воробья вскакивает на ноги. — Великолепная четверка! Пиф-паф! — он выставляет средний и указательный палец вперед и стреляет в меня.

— По-моему, ты путаешь с великолепной семеркой, Кевин, — говорю я про культовый фильм молодости моих родителей.

— К ним он причисляет еще себя и нас двоих, — говорит Хелдвиг, запутывая не только воробьиную голову, но и меня.

— Джон и Пол отважные ребята, — говорит воробьиная голова. — Стали на линию огня, подставили себя под смертельный шквал. Спасли многих. Пиф-паф — и человек бездыханный с крыши!

— Джон уже выбыл из игры. На очереди теперь один Пол, — говорит Хелдвиг.

— По-моему, вы слегка перегибаете палку, — замечаю я.

— Для этого надо поехать в Англию! — кричит человек с воробьиным черепом. — В старую добрую Англию! Страну лугов и зеленых холмов!

— Я только сейчас понял, кому посвящена песня «Дурак на холме»! — хлопнул себя по лбу Хелдвиг.

— Она посвящена тебе! — прыгает вокруг него Кевин во внезапном бурном приступе энергии, отчего выглядит еще более несчастным и потерянным, чем обычно. — «Но дурак на холме видит, как заходит солнце, и глаза на его голове видят, как крутится мир», — поет он куплет одной из самых гениальных песен в мире и тычет в Хелдвига пальцем.

— В прошлое Рождество Кевин украл подарки у своих соседей по общежитию, — мягко говорит Хелдвиг.

— Подарки! Подарки! — в истерике кричит человечек.

— Перестаньте, — прошу я Хелдвига.

— Я слышал, когда Джон и Пол узнали, что Кевин крадет рождественские подарки, они перестали давать благотворительные концерты обездоленным, — говорит Хелдвиг.

— Не буду! Не буду! — визжит Кевин.

Я сажаю Кевина рядом с собой и держу его дрожащие руки в своих.

— Успокойся. У тебя есть семья? Скоро ты поедешь к ним на Рождество. У тебя будут подарки. Скажи, как бы ты хотел встретить Новый год?