Плохо быть мной

Джеки кивнул. Мы так и не успели подружиться. Чертова жара!

Я побрел к общежитию. Вошел в комнату и увидел Эстер. Она сидела в тишине и в пустоте, сосредоточенно о чем-то думала.

— Ты давно здесь?

— Где-то час.

— Почему не пошла меня искать?

Она не ответила.

— Тебе здесь не надоело? — спросил я. — Несколько парней хотят двинуть в Нью-Йорк вместе с нами.

Она никак не отреагировала. Сидела, не говоря ни слова.

— Единственный по-настоящему классный чувак здесь Салих, — опять начал я. — Но чтобы этот класс оценить, с ним надо сойтись поближе.

— Он нехороший человек, — неожиданно резко перебила Эстер. Я увидел, что ее губы дрожат. — Он нехороший человек. Может, и шикарный, и крутой, но нехороший. Поверь! — Она заплакала. — Бейби, — проговорила сквозь слезы, — обещай, что мы не будем с ним дружить! Обещай это ради нас! Ради нашей любви! — Она плакала и плакала. — Я так сильно люблю тебя! — сказала она, будто пыталась доказать что-то себе самой. — Больше всех на свете!

И хотя это признание казалось мне правдивым, я не испытывал того, что испытывал от подобных признаний раньше.

* * *

Через пару дней мы с Джеки все-таки пошли выпить — как-никак договаривались. Эстер прихватила с собой Лезли. Джеки повел нас в задрипанную забегаловку рядом с центром помощи бездомным, где когда-то жил. Лезли пьет, поэтому машину оставила у нашего общежития.

— Здорово, что вы приехали! — радостно говорит она. — Как будто новая жизнь, за которой я приперлась, только начинается. Если бы не вы, Калифорния так и оставалась бы для меня синтетической дырой, какой была до вашего приезда!

Мы поглядываем на центр бездомных. Складывается впечатление, что они ходят на улицу и обратно, чтобы обделывать свои темные делишки. И что в центре даже потакают промыслу маргиналов за стенами.

— Моя мама курила крэк, когда была беременна мной, — разглагольствует Джеки. — Поэтому доктор сказал, что марихуана мне полезна. Мне ее разрешали курить даже во время встреч анонимных алкоголиков, пока я жил в центре. Перед вами сидит крутой человек, — продолжает он без тени само-иронии. — У меня в общежитии лежит сумка, а в ней картина из музея. Не знаю, что это за направление в искусстве. Только нарисована палка и подписано, что палка. А то без этого ведь непонятно, что на картине факинг палка. Должно называться не современное искусство, а искусство для дебилов. Но сейчас мне плевать. Пусть там даже будет портрет наркодельца, который поставляет мне траву за полцены. Главное, что я могу продать эту картину за нехилые деньги в любой момент. Кто теперь скажет теперь, что я не богач?

— Откуда картина?

Джеки не отвечает. Лезли пытается за него заступиться:

— Какая разница?

Джеки ей явно понравился, новое увлечение.

— Мы встретили замечательного человека! — говорю я. — Ливийский диссидент. Расскажи им, Эстер.

Эстер хмурится и молчит.

Джеки врезается в разговор, как с печки спрыгивает.

— А что? Мой друг женился на сорокалетней старухе. Она, правда, не из Ливии, а из Бангкока. Там тоже глушат наркоту, не хуже граждан Южной Америки или арабских стран. Люди оттуда вообще более выносливые на это дело. Негры могут выкурить травы в разы больше белых. А афганцы вообще ширяются и бегают по горам, как козлики. — Он обратился за подтверждением ко мне. — Они у вас войну на героине выиграли, верно?

— Глупости! — сказала Эстер. — Оказывается, все дело в героине, да?

Джеки стал горячиться.

— Я серьезно! Я тут знаю одного чувака. Из Афганистана. Мог бы мог вас отвезти показать, где он живет. Только не советовал бы. Самый жесткий гангстер в городе.

— Алим? — спросил я.

Джеки насторожился:

— А что?

— Ты мне вчера про него рассказывал.

— По-моему, я вчера сболтнул лишнего, — сказал Джеки. — Лучше это имя лишний раз вслух не произносить. На него работают почти все проститутки города. Ну, и сбывает героин. Получил привычку к нему с тринадцати лет. Он сам себе пулю вынимал на героине. Вколол дозу и себя прооперировал.

Вся эта гангстерская тематика страх как нравится Лезли. Ее рот раскрыт в восхищенной улыбке. Она хочет узнать такую жизнь поближе.

— Этого добра и в нашем районе хватает, — говорит Джеки. — Пошли.

Они идут впереди нас, он что-то увлеченно ей втолковывает. Эстер смеется: Джеки понравился Лезли, и она косвенно к этому причастна. Не успели мы приехать, как уже устроили чью-то личную жизнь. Эстер такие вещи всегда по душе.

Улица, по которой мы шли, была совсем недружелюбная. Фигуры, виднеющиеся в закоулках, словно предупреждали об угрозе, которая царила в этом районе. Мы прошли мимо группы наркодельцов. Они стояли кучкой и лениво отрабатывали друг на друге боксерские приемы.

— Ну и местечко! — сказала Эстер. — Мягко выражаясь, сомнительное. Зачем ты меня сюда притащил?

Мы зашли в тупик. Большой негр в панаме преградил нам путь и бесцеремонно выпялился на Эстер.

— Эти головокружительные формы изготовлены не иначе как на Кубе, — пропел он. — Остров Свободы — наш главный экспортер по части горячих цыпочек. Таких барышень у нас в Штатах не изготовляют, сто процентов.