Плохо быть мной

адвокат конторы „Гордон и Уэбер“ мистер Д. К. Гордон».

…Быстрее, быстрее бежать из этого города!

* * *

Звонок в дверь. Открываю. Это Крейг. В его фигуре странная неловкость.

— Заходи.

Внезапно весь лестничный пролет заполняется крепкими ребятами, я только успеваю захлопнуть дверь. Андре прислал своих ребят, Крейг их привел!

Стою посередине комнаты, слушаю удары в дверь, в голову не приходит ни одной спасительной мысли. Просто наблюдаю за тем, как бандиты взламывают мою дверь, чтобы ворваться и разделаться со мной.

Звонит телефон. Боюсь к нему подойти, в конце концов беру трубку.

— Алло?

— Миша, это твои друзья на лестнице? — спрашивает хозяйка.

— По-моему, они хотят убить меня, миссис Полак.

Гудки. Кровь стучит в висках так сильно, что я окончательно лишаюсь способности думать. От двери отлетают первые щепки. В следующий момент нахожу себя на подоконнике готовым спрыгнуть с третьего этажа. С улицы раздается полицейская сирена. Стук в дверь прекращается. Какое-то время балансирую на подоконнике, потом спрыгиваю в комнату.

Опять стук в дверь:

— Откройте, полиция!

Растерянно открываю. Передо мной люди в форме. Слышу голос миссис Полак:

— Я вас вызвала, потому что десяток черных парней и испанцев ломились к моему жильцу. Успокойся, Миша, полицейские только поговорят с тобой.

Надо быстрее придумывать отмазку.

Что я делаю в этом городе?

* * *

— Алло, Митя, это Миша, помните меня?

— Я-то тебя помню. И Русская школа помнит тебя, и как ты сказал кадетам, что Русская школа готовит американских шпионов. До сих пор это расхлебываю.

— Сейчас все изменилось. Я только что из английского университета. Получил диплом. Митя, вы обязаны взять меня в Русскую школу! Не то я…

— Мне надо согласовать с начальством. Я дам тебе знать.

— Митя, очень-очень на вас надеюсь…

* * *

Я в автобусе, еду в Вермонт. Трофимов дал добро. Нью-Йорк, fuck you! Город зла. У меня на коленях журнал, который механчески купил в Порт Аторити. На обложке лицо Брэда Питта. Ищу страницу, где про него написано.

«Страсть к неизведанному — вот что погнало его в возрасте двадцати двух лет из дома. Он покинул его в поисках того, чего он не мог назвать, но знал, что это где-то есть. За две недели до окончания Университета Миссури он отправился на Запад на своем „Дотсане“, имея ровно 325 долларов в кармане, соблазненный беззвучным призывом свободы.

Взгляд Брэда становится задумчивым и мечтательным, когда он слышит мой вопрос, чего именно он искал. „Это был мир, — мягко говорит он. — Понимание того, что я могу войти в него. Те вещи, которые я искал, но которых не было вокруг меня тогда“».

На душе уже гораздо спокойнее. Надежда, что, может, не все потеряно.

Автобус выезжает на мост, открывается панорама Нью-Йорка. Оглядываю очертания небоскребов и, как романтический герой, грожу ему кулаком.

Вермонт оказывает магическое действие на людей. С них начинают спадать защитные слои. При въезде в штат меня прорвало. Меня тянуло вывернуть душу наизнанку любому, с кем встречался взглядом.

Городок, где автобус сделал остановку, еще нельзя было назвать вермонтским — подъезд к станции плавно переходил в заасфальтированную площадь у торгового центра. Однако магия Вермонта уже ощущалась. У меня было сорок минут времени. Я ходил по неказистым улицам и заговаривал со всеми. Расквитывался за год одиночества в Нью-Йорке. Я обращался к встречным без причины. Сказал дворнику у помойки, что в Нью-Йорке работают над выведением бактерий, которые питаются пластиком, и лет через сорок у него не будет работы. Он сначала обрадовался, потом сказал, что лет через сорок у него и так не будет работы.

Человек с видом типичного провинциального интеллигента, указав дорогу к ближайшему продуктовому, сказал, что я похож на кубинца, и добавил, что Куба осталась единственной страной, наглядно показывающей, что социализм может существовать. Я возразил, что Куба как раз грустное доказательство того, что социализм не может существовать нигде. Мы пожелали друг другу побывать на Кубе до того, как умрет Кастро, а то ведь она опять превратится в американскую выгребную яму.

В магазине я спросил продавщицу, нет ли у них кубинских сигар. Она удивилась, спросила, почему я спрашиваю. Я ответил, что только что говорил о Кубе с отличным человеком. Девушка сказала, что кубинские сигары вообще не продают в Америке. Я ответил, что все понятно, и замолчал. Какое-то время стоял, смотрел на нее и ничего не говорил. Она была симпатичная, мне этого вполне достаточно.

— Бывал на Кубе? — Она стояла за прилавком, перебирала упаковки и улыбалась самой себе. И была не прочь со мной поболтать.

— Не был. Эта страна слишком много для меня значит.

— Так что ж ты не поедешь?

— Именно поэтому.

Она засмеялась. Нашла мой ответ остроумным.

— У моей подруги то же самое с Израилем. Она правоверная еврейка и поэтому боится туда ехать. Израиль слишком много для нее значит, ей все время кажется, что она не готова.