Плохо быть богатой

Эдвина, уязвленная тем, что Анук как бы отодвинула ее в сторону, почувствовала, как в ней закипает ярость. Вовсе не в ее правилах быть кому-то обузой, и подобные сюрпризы ей не по вкусу. Почему Р.Л. не сказал ей, что владеет универмагами? Почему она должна узнавать эту новость последней, да еще из случайной беседы с Анук?

С трудом сдерживаясь, Эдвина постаралась собраться. Умом она понимала, что не имеет права обижаться. Разве Р.Л. обязан ей что-то объяснять? Он и раньше-то никогда не любил хвастаться. Давным-давно, еще во времена их романа, она совершенно случайно узнала о том, что его отец — крупнейший торговый магнат. Похоже на то, что Р.Л. чуть ли не стеснялся огромного богатства своей семьи.

— К несчастью, — проговорила Анук, — мы не можем позволить вашим магазинам в Чикаго и Сан-Франциско представлять Антонио де Рискаля. Тут эксклюзивные права у универмага „Ай Мэгнин". Но ведь у вас есть и другие магазины, в других городах…

Эдвина слушала их краем уха, изобразив застывшую на губах улыбку, от которой уже начинали неметь мускулы лица. Справедливости ради — к чему она всегда стремилась — нужно признать, что у Р.Л. и времени-то не было поведать ей, что он возглавляет „Шеклбери-Принс". И все же Эдвина никак не могла с собой справиться, обида от кажущегося пренебрежения душила ее.

— Ну да хватит об этом, — прозвенел колокольчиком голос Анук. — О делах можно поговорить и в другое время. Пойдемте, дорогой мой. — Змеиным движением она просунула тонкую руку под руку Р.Л., словно боясь, что он ускользнет от нее, и, приняв королевский вид, повела его по оставшейся части коридора к гостиной. Эдвина плелась сзади, чувствуя себя окончательно преданной. Р.Л., то и дело оборачиваясь, метал в нее беспомощные взгляды, однако Анук, словно клещами вцепилась в него, вовсе не собираясь его отпускать.

Размеры гостиной де Рискалей могли бы поспорить размерами с обычным одноэтажным жилым домом, и Эдвина подозревала, что главной задумкой хозяев и дизайнеров было желание эпатировать гостей. Как всегда, едва переступив порог этой залы, она в мгновение ока превращалась в лилипутку, крошечную балеринку, помещенную внутрь сверкающей алой шкатулки для драгоценностей. Она мгновенно тонула среди обитых красным шелковым бархатом стен, утопала в милях алого шелка, украшенного бахромой, которым были драпированы окна и который удерживали алые шелковые шнуры с кисточками на концах — прочные, как буксирные тросы. Бюсты римских императоров, водруженные в простенках между узкими окнами на постаменты из розового мрамора, молчаливо взирали на собравшихся. Гости, разбившись на живописные группы, — кто сидя, кто стоя с бокалами шампанского в руках, — напоминали живые драгоценности, рассыпанные по роскошным турецкой работы коврам. Горели свечи. Разгорались разговоры. Пылал огонь в огромном камине, и оживлялись лица собравшихся в гостиной людей. Установленные напротив друг друга по обеим сторонам залы огромные, во всю стену, зеркала растягивали эту элегантную сцену до бесконечности. Возможно, вся эта роскошь мало напоминала обычный дом, но именно ему принадлежало сердце Анук.

Эдвине не было нужды вглядываться в лица, чтобы понять, кто собрался на приеме у де Рискалей: привычные, хорошо ей известные обитатели ионосферы. Мужчины, худые или тучные, были среднего возраста и старше, и отличались той самодовольной уверенностью, которую могут себе позволить лишь представители тех слоев общества, состояние которых исчисляется девяти- или десятизначными цифрами. Женщины же, напротив, представляли собой две разновидности: хорошенькие молоденькие штучки, или же ХМШ, как удачно назвала их газета, посвященная моде, и Динозавры — те самые безвозрастные ископаемые, которые довели себя голодом до полусмерти лишь для того, чтобы превратиться в живые, движущиеся и дышащие вешалки для одежды — самой дорогой и изысканной в мире. Подобно редким тропическим птицам с экзотическим оперением, они что-то выкрикивали серебряными голосами, передвигаясь от группы к группе, присаживаясь на ручки кресел и время от времени расправляя руки-крылья, чтобы поиграть браслетами, усыпанными драгоценными камнями.

Анук, все еще держа под руку Р.Л., обернулась и улыбнулась Эдвине.

— Дорогая, надеюсь, ты не станешь возражать? Здесь масса людей, которых Р.Л. никогда не видел, так что я просто обязана его им представить. — Она послала Эдвине воздушный поцелуй. — А ты покрутись тут немного! — почти приказала она театральным шепотом. — И ни о чем не беспокойся. Я его долго не задержу. — Ее смех рассыпался колокольчиком на самой высокой ноте.