А сразу после исчезновения богов жизнь на Эдеме забурлила и расцвела новыми красками. Заключались союзы объявлялись войны, на карте Эдема исчезали одни государства и появлялись новые. Так вскоре после исчезновения богов образовалась республика Сэт и Империя Тэрра. Страны антагонисты. В одной заправляли вампиры в другой оборотни. И если с вампирами все было более менее ясно, там кто старше тот и прав, то оборотни тут же устроили между собой междоусобную драку, выясняя какой из видов тотемных животных самый-самый. Со временем все успокоилось и оборотни одного вида начали потихоньку объединяться в кланы. Тогда-то и возникли старейшие кланы Империи. Те же Белые и Черные Волки, Снежные барсы, Рыжие Лисы и многие, многие другие. Вскоре на территории Империи все оборотни оказались членами тех или иных кланов. Быть членом клана оказалось не только престижно, но и чрезвычайно выгодно. Поскольку члены кланов начали получать доступ к Клановым Тайным Знаниям. Сначала немногочисленным, но увеличивающимся с каждым годом.
Все, за исключением Котов.
В процессе рассказа Добби Валера вышел на середину комнаты и принялся подкреплять свои слова совершенно неуместной жестикуляцией. Одновременно в голосе появились визгливо-драматичные нотки. Особенно рассказчику удавались реплики в которых упоминались боги. Складывалось впечатление, что в этом потоке отчетливо различимой неприязни, можно было полностью утопить все иные планы бытия. А ведь наш Добби за что-то здорово не любит богов, заключила Лика. И еще склонен к патетике и тщеславию.
Тем не менее, не смотря на отдельные недостатки рассказчика , история целиком захватила не только Лику, но и всех присутствующих.
А Добби, сделав драматическую паузу поле слов: «Все, за исключением Котов...», продолжил рассказ.
История так и не состоявшегося клана котов живо напомнила Лике эпопею Детей Лейтенанта Шмидта. В памяти даже всплыла соответствующая цитата:
«Постепенно упорядочили свою деятельность внуки Карла Маркса, кропоткинцы, энгельсовцы и им подобные, за исключением бурной корпорации Детей Лейтенанта Шмидта, которую на манер польского сейма, вечно раздирала анархия».