Плоды зимы

— Надеюсь, во всяком случае, Жюльен не женится, пока не приищет себе места, — вздохнул отец. — Особенно в такое время!

— Судя по тому, что он пишет, и по тому, что сказала мне девушка, до сих пор он зарабатывал неплохо.

— Чем это? Своей мазней?

— Именно. Своей мазней.

Отец увидел, что в глазах жены промелькнуло торжество. Но она тут же потупила взгляд и прибавила:

— Конечно, после высадки союзников люди заняты другим, им теперь не до картин.

— Так или иначе, для него это не дело. Даже если война Скоро закончится, Жюльен должен сперва подыскать подходящую работу, а уж потом думать о женитьбе. Надеюсь, его девица способна это понять.

Пока отец говорил, мать дважды перевернула исписанный листок. Старик заметил, что руки у нее дрожат. Он собрался было еще что-то спросить, но мать опередила его и сказала хриплым голосом:

— Им нельзя дольше ждать… Они… наделали глупостей.

Видно было, что она с большим трудом удерживает слезы. Отец почувствовал, как в нем поднимается волна гнева, но, взглянув на расстроенное лицо жены, нашел в себе силы сдержаться. И только пробормотал, не повышая голоса:

— Господи! Этого еще не хватало!

Мать, видимо ожидавшая бурной вспышки, подняла на него удивленный взгляд. Заметив, что отец все еще борется с подступавшим негодованием, она поспешила сказать:

— Не сердись, Гастон… Умоляю тебя, не сердись. Мне и без того тяжело.

— А я и не сержусь вовсе. Это все равно ничему не поможет.

То, что жена так открыто обнаружила свою слабость и огорчение, как бы придало отцу силы. Если он раскричится, во всем обвинит ее, напомнит, что она всегда слишком баловала Жюльена, вечно опекала и потакала ему, она даже не сможет защищаться. С минуту старик колебался, но при мысли о тяготах последних лет, которые они пережили вместе, он промолчал.

Нет, нельзя им снова начинать свою междоусобицу. За стенами этого дома, их единственного прибежища от царящего вокруг безумия, и так слишком много невыносимого горя, слишком много опасностей и тревог. Пусть хоть они смогут глядеть в лицо друг другу без всякой ненависти, говорить друг с другом, не причиняя боли.

— Бедная ты моя, — вздохнул он, — мы-то что можем поделать?

Мать беззвучно плакала, почти не вздрагивая от рыданий.

Отец подождал с минуту, потом спросил:

— Он об этом пишет в письме?

Она вытерла глаза и стала медленно читать:

— «Дорогая мама. Это письмо передаст тебе Франсуаза. Она объяснит, почему мы должны пожениться, как только будет возможность. Я знаю, тебе всегда хотелось иметь дочь. Прошу тебя, прими Франсуазу так, как если бы она была твоей дочерью».

Голос матери прервался. После долгого молчания она прибавила:

— Он еще пишет о своей работе. И говорит, что в этом месяце война закончится.

Отец только хмыкнул.

— Закончится! А как все это произойдет? И что до этого с нами станется?

— Знаешь, Франсуаза говорит то же самое, что и господин Робен. Немцев ждет полный разгром, как нас в сороковом. И они будут думать лишь об одном — как бы побыстрее унести ноги. Из Лиона многие боши, кажется, уже убрались.

Все оказалось сложнее. Все представало в ином свете. И теперь уже появились новые заботы и тревоги, кроме тех, что были вызваны войной. Выяснилось, что Жюльен жив, но вот появилась эта девушка из Сен-Клода, а вместе с ней появились и новые причины для беспокойства.

— Значит, эта девица сказала тебе, что они и впрямь должны пожениться?

— Да.

— И она посмела тебе об этом сказать?

— Жюльен написал в письме. Я спросила ее, так ли обстоит дело. Она покраснела, но подтвердила… И… и не знаю, как тебе объяснить, но мне показалось, что это признание ее не слишком смутило.

— Ну и ну! В славное времечко мы живем! Я тебе все твержу об этом. Вот видишь, я оказался прав.

Слегка понизив голос, мать ответила:

— Вот именно. Отчасти в этом время виновато. Если бы Жюльену не пришлось жить по подложным документам, они бы уже давно поженились.

— И все-таки… все-таки… Прийти и выложить тебе этакое! По правде говоря, эта девица… у этой девицы просто стыда нет.

Он чуть было не сказал: «Девица известного поведения». Но удержался.

— Я с ней недолго беседовала, — возразила мать, — но она произвела на меня неплохое впечатление.

— Все же… все же…

Отец осекся. Угадав, что он собирается сказать, мать пояснила:

— Конечно, мне надо было тебя позвать… Но… но я решила раньше переговорить с тобой об этом… А потом, она так торопилась… И так робела со мной…

Гнев отца уже остыл, но он принудил себя повысить голос:

— Должно быть, Жюльен изобразил ей меня как зверя какого. А между тем я еще в жизни никого не съел.

Глаза у матери еще не просохли. Все же она улыбнулась и, нагнувшись к отцу, прошептала:

— Господи, как подумаю, какие в наше время приходят вести. Господи… А сам ты разве не считаешь, что нам еще сильно повезло?

35