Плоды зимы

Да, отец это чувствовал. Все это читалось во взгляде матери как в открытой книге. И сверх того, в ее взгляде была угроза, что она заговорит о Поле. О доставке вязанок, о продуктах, которые Поль и его жена продают и покупают на черном рынке, о его приятелях, о его связях, которые Жюльен, конечно, не одобрит, раз он дезертировал из армии правительства Виши.

— Я прошу вас об одном, — сказал Жюльен, — подержите меня здесь месяц, чтобы я мог закончить работу, а потом я как-нибудь выкручусь.

— Милый ты мой сын, — вздохнула мать. — Значит, ты опять уедешь… и одному господу богу известно куда!

— Ну чего ты переживаешь, — сказал сын, — чего ты переживаешь?

Отец уже готов был покориться и больше не возражать, но тут у него вдруг возникла мысль, что они, может, в сговоре. Конечно, они воспользовались вечером, когда были вдвоем, все подготовили и думают обвести его вокруг пальца. От такого предположения отец снова вспылил.

— Ладно! — вырвалось у него. — Я согласен, но неужели вы думаете, что полиция не будет его разыскивать?

Он почти кричал, и мать это как будто удивило. В ее взгляде было больше грусти, чем гнева.

— Если ты думаешь, что он будет в большей безопасности у чужих или на улице, тогда выставь его за дверь.

Она говорила спокойно, но отец догадывался обо всем, что она еще могла сказать. Неожиданно в нем началась своеобразная борьба: с одной стороны — покой, которым он мог наслаждаться с наступлением зимы, с другой — война, которая могла разразиться в семье и все перевернуть. Стоит ему произнести неудачное слово, и мать крикнет: «Ты что, его смерти хочешь? Его смерти, чтобы все досталось твоему другому сыну». Никогда она так не говорила, но отец знал: чтобы защитить Жюльена, она и на это пойдет.

Он остался один.

Опять он один. Опять спокойная жизнь под угрозой. Он еще раз посмотрел по очереди на жену и на сына, затем, опустив глаза, повернулся к ним боком, оперся правым локтем о стол и проворчал:

— По мне, делайте как хотите, если я что и сказал, так это главным образом из-за Жюльена.

Последние слова чуть слышно слетели с его уст. Он уже положил ноги на дверцу топки, и тело его медленно оседало на стуле, непроизвольно принимая то положение, в котором он обычно отдыхал.

24

Опять медленно потянулись дни, словно зима снова обрела обычный свой ритм, прерванный на какое-то время. Жюльен вставал не раньше девяти, шел вниз умываться и завтракать, затем запирался в спальне родителей и начинал жечь дрова. В полдень всегда могли явиться нежданные гости, и потому Жюльен не спускался на кухню. Мать приносила ему обед наверх — иногда ей приходилось подниматься по два, а то и по три раза. Вечером, когда калитки уже запирались, Жюльен спускался на кухню, но все трое были настороже.

Что делает сын, сидя весь день за столом, который он придвинул к окну? Отцу хотелось бы это знать. Каждый вечер, входя в спальню, он смотрел на стол, но Жюльен оставлял там только бювар, авторучку, карандаши, словарь и пепельницу, часто полную окурков. Отец забирал несколько окурков, прятал в свою жестянку с табаком, качал головой и ложился спать. В комнате пахло дымом от сигарет и протопленной печью. Задув коптилку, отец еще долго лежал с открытыми глазами и смотрел на отсветы огня, плясавшие на потолке. В печке за слюдяным окошечком, потемневшим и расщепившимся, догорало последнее полено. Оно потрескивало в огне и плакало, как плачут сырые дрова, с шипением роняя капли сока на раскаленные угли. Слушая эти звуки, отец вспоминал лес, вспоминал, с каким трудом достались им с матерью дрова, которые сын палит целый день.

Но говорить об этом отец остерегался. Он знал, что жена отнесется враждебно к его словам. Он ограничился тем, что на второй день спросил:

— Но что он все-таки делает?

Мать ответила:

— Не знаю. Работает.

— Но он не рисует?

— Нет. Он что-то пишет. И по книгам занимается. Надо оставить его в покое. Времени зря он, конечно, не теряет. Надо помнить, что он ушел из школы в четырнадцать лет и поступил в ученики к кондитеру. Учился он в школе не так уж долго. А есть и такие, что до двадцати лет учатся.

Отец тогда ничего не ответил. Слова жены означали, что сыновья могут сидеть на шее у родителей гораздо дольше, чем был на их иждивении Жюльен. Что тут скажешь? Даже не спросишь у матери, как она изворачивается, чтобы прокормить семью, как достает хлеб без талонов и каким чудом Жюльен, не имея карточки на табак, может за день выкуривать столько сигарет. Времени на приобретение продуктов мать тратила не больше, чем раньше, и в ее образе жизни ничего не изменилось. Надо было ждать, предоставить дням течь своей чередой и стараться не проявлять ни недовольства, ни удивления. Время сейчас сумасшедшее. Все делается шиворот-навыворот, значит, вполне естественно ничему не удивляться.

На четвертый день после возвращения Жюльена вдруг потеплело, ветер утих и полил дождь.

— Я наперед знал, — сказал отец, — уже два дня у меня ноет плечо.