Плоды зимы

Когда он осторожно уговаривал ее отдохнуть, она отвечала:

— Дай уж мне дотянуть хотя бы до пасхи. Когда подоспеет работа в огороде, я брошу. Ведь маленького они ждут в конце марта. Вот тогда я и отправлю им немного денег… Не раньше. Хочу, чтобы они на малыша пошли.

Когда мать заговаривала о будущем внуке, лицо ее светлело. Усталость проходила как по волшебству. И в такие минуты отец не останавливал ее.

Жюльен написал, что один приятель подыскал для них двухкомнатную квартиру в предместье Лиона. Однако квартира эта должна освободиться только в январе и она совсем не обставлена. Отец тут же сказал:

— У них ничего нет. Что ж, им придется приехать сюда. Зачем нам две кровати в спальне? Пусть одну заберут. Да и еще кое-что найдется. В сарае у нас стоит стол, а в столовой слишком много стульев.

С этого дня то отец, то мать время от времени говорили:

— Слушай-ка, когда они приедут, надо дать им кое-какую посуду… да еще вот этот шкафчик…

— Конечно. Вот только как они все это увезут?

— Даже если придется нанять грузовичок, все дешевле, чем покупать новое.

Сначала отец заговорил о мебели просто потому, что хотел опередить в этом мать. Но у него все же слегка защемило сердце при мысли, что придется расстаться со многими вещами, а ведь каждая так прочно прижилась в их доме. Потом и сам, не понимая почему, он стал находить удовольствие, обнаруживая еще и еще что-то из обстановки, что можно было отдать сыну.

В те долгие часы, когда жена уходила, он порой бродил по дому, отыскивая те предметы, которые собирался подарить молодым. Случалось, он в мыслях своих видел малыша, который должен был родиться. У Поля не было детей, и уже не оставалось надежды, что они появятся, так что рождение маленького Дюбуа, продолжателя рода, было событием немаловажным.

Со времени освобождения города ни Поль, ни его жена не появлялись у стариков, но это было в порядке вещей — и прежде они иногда по нескольку месяцев у них не показывались. Что там ни говори, они заняты своим делом. Торговля, должно быть, понемногу налаживается. Отец все время убеждал себя в этом, так ему легче было отогнать мысль, что недавние события могли окончательно отдалить друг от друга двух его сыновей и закрыть Полю дорогу в родительский дом. Ведь время все сглаживает.

Но время подгоняло также и зиму, которая приближалась с каждым днем.

Четвертого декабря, когда небо с трудом решилось пролить слабый свет, чтобы возвестить наступление утра, северный ветер шквалом обрушился на сад. Судорожно заметались голые ветви деревьев. Виноградные лозы, посаженные вдоль стены, распрямились, потянулись к окну, дом протяжно застонал, ему вторило жалобное завывание огня в печке. А потом наступила тишина. Стоя у окна, отец несколько минут внимательно изучал облака, затем сказал:

— Ветер крепчает. Пожалуй, снег пойдет.

— Пойду принесу дров, — заметила мать. — Хоть будут под рукой, если и в самом деле пойдет снег.

Она взяла пустую корзину. Новый порыв ветра со свистом налетел на сад. Он был не таким свирепым, как первый, который все взбудоражил и замер. На этот раз подул совсем несильный ветер; он замяукал, заскрипел в водосточных желобах. Потом набрал силу. Накинулся на дом и пошел гулять, прижимая к крыше дым из трубы, тряся деревья и кустарник.

Когда мать возвратилась, она с минуту стояла неподвижно, прислонясь спиной к двери, и, отдышавшись, с трудом проговорила:

— Ветер ледяной… Я чуть не задохнулась.

Отец принялся укладывать дрова возле плиты.

— Ты наложила слишком полную корзину. Это тебе не по силам.

— Нет… Но я не знала, что такой ветер… А на мне была только шерстяная кофта да платок. Я не думала, что так холодно.

Мать налила себе немного кофе с молоком, оставшегося от завтрака, взяла чашку в обе руки, чтобы согреть пальцы, и начала пить маленькими глотками.

Отец опорожнил корзину, подбросил в топку несколько поленьев и подошел к окну.

— Черт побери, — пробормотал он. — Этот проклятый ветер уже сорвал три мешка с испанских артишоков…

А ведь я привязал их веревками. Придется мне выйти…

— Не говори глупостей, — прервала его мать. — Если ты выйдешь в такую погоду, то всю зиму потом пролежишь в постели, сам знаешь… Не торопи беду, она и без того тебя найдет.

Мать поставила пустую чашку на стол и открыла дверь в столовую.

— Что ты собираешься делать? — спросил отец.

— Накину пальто. И пойду укреплю твои мешки. У меня еще хватит времени до ухода на работу.

— Господи, — простонал отец. — Подумать только, едва наступают холода, и я уже никуда не гожусь!

Мать надела тяжелое пальто, перешитое из шинели солдата, которого они приютили во время отступления. Она сама перекрасила материю, и черная краска, смешавшись с цветом хаки, придала жесткому сукну какой-то бурый, словно линялый, оттенок, с какими-то темно-желтыми потеками. Мать подняла воротник, набросила на голову платок и повязала под подбородком.

Отец все стоял у окна и смотрел то на жену, то на свои артишоки. Еще несколько мешков вздулось. Если ветер опять наберет силу, он в конце концов сорвет их все.