Плод воображения

Конечно, это не было настоящим январским снегопадом и, скорее, напоминало первое дыхание зимы в ноябре, когда редкие снежинки крупой посыпают голую землю и жидкая грязь покрывается по утрам тонкой коркой льда. Здесь всё это выглядело как реквием по мечте. А заодно по самому Каплину, безнадежно заблудившемуся в чужом, на редкость устойчивом кошмаре, похожем на постмодернистский роман, автору которого проще признать несостоятельной любую действительность, чем себя. Но всё же отличие имелось: от этой реальности он не мог проснуться.

Это был не его мир — окончательно и почти бесповоротно. Он понял, что без посторонней помощи ему отсюда не выбраться. Возможно, никогда не выбраться. Но пока еще надежда была.

— Как насчет теплой одежды? — спросил он, не оборачиваясь.

— Без проблем, — с готовностью отозвалась ведьма. — Пойдем.

Он ничего не мог с собой поделать — даже если ему казалось, что это еще один шаг в заранее расставленную ловушку. Они вышли за дверь. То, что он видел через стекло, не было обманом зрения. Внутренний жар не спас от наружного холода. Каплин догадывался, что мгновенно сделался синим, а трясло его уже давно. Теперь, возможно, стало трясти еще сильнее.

Он покосился на ведьму. Эта, похоже, вообще не замечала перепадов температуры. Ее кожа всё так же отливала медью и казалась твердой. Он подавил в себе желание проверить это — тем более что у него не было при себе ничего, чем можно вскрыть хотя бы консервную банку…

Он последовал за ней. Она обогнула дом и направилась к пустующему вольеру. Но оказалось, что не такому уж пустующему. Во-первых, внутри имелось несколько кучек дерьма. Во-вторых, в дальнем углу лежал человек. Судя по снежинкам, которые падали на его лицо и не таяли, он был мертв, и уже достаточно давно. Вблизи стала очевидной причина смерти: голова была свернута набок так сильно, словно последнее, что он собирался сделать при жизни, это посмотреть на собственную спину. Крови нигде не было — разве что под снегом.

На лице мертвеца этот снег образовал что-то вроде ажурной маски. Тем не менее Каплин был уверен, что видит его впервые. В противном случае он запомнил бы клочковатую рыжую бородищу и надбровные дуги, которым позавидовал бы питекантроп, — они смахивали на козырек над провалившимися глазами. На мертвеце был длинный плащ неопределенного цвета, подбитый густым темным мехом и с капюшоном, болотного оттенка штаны и огромные грязные сапоги с необычными подковами в виде трилистника, напомнившими Каплину старую эмблему фирмы «adidas».

Несмотря на удручающее состояние мозгов в результате термообработки, он еще не утратил способности выстраивать элементарные логические цепочки. Ну что же, вот он и узнал, как выглядит собаковод. Не похоже, что с такими можно договориться по-хорошему. Более того, не похоже, что при встрече ему вообще дадут открыть рот. «Оглянись вокруг, — напомнил он себе. — У тебя есть выбор?»

— Одевайся, — сказала ведьма и ткнула пальцем в мертвеца.

У него стало кисло во рту. И не только кисло. Одновременно он почувствовал привкус ржавчины, откуда-то повеяло запашком разложения.

— Это всё, что ты можешь предложить?

— Ты думал найти здесь магазин?

— Нет, не думал… Смотрю, джинсы на тебе почти новые, и прикидываю, с кого ты их сняла.

— Джинсы — это чтобы ты соображал головой, а не членом. Ты явно не из тех, кто умеет контролировать свою сексуальную энергию.

— Напрасно старалась. Ты не в моем вкусе. — Тут он соврал. Она была очень даже в его вкусе. В другом месте и в другое время его основной инстинкт наверняка не дремал бы, но в том-то и дело, что и время было неподходящим, и место ой не то…

— Ну так что, будем трепаться, одеваться или обойдешься?

— Может, скажешь, как ты это делаешь?

— Делаю что?

— Стоишь почти голая, и мороз тебе по фигу…

— Научись слушать для начала. Я же только что сказала: «контроль». Не растрачивай энергию попусту. Используй Оджас.

Каплин хотел сплюнуть, однако во рту было сухо, как в колбе лампы накаливания. В результате он просто обреченно шагнул к мертвецу. Когда нагнулся, в глазах у него потемнело. Накатила тошнота, но с этим он справился. Справиться с собаководом оказалось сложнее. Тот был чертовски тяжелым и вдобавок полностью окоченевшим. «Используй Оджас, твою мать! — издевался внутренний голос, пока Каплин корячился, пытаясь перевернуть мертвеца сначала на один бок, затем на другой. — А может, ты не расслышал и она сказала „джаз“?..»

Спустя несколько очень долгих минут он с большим трудом освободил собаковода от плаща. Ведьма со всем своим «Оджасом» не очень-то рвалась ему помогать. Мертвец остался в сюртуке грубого сукна со множеством карманов и в штанах, которые могли быть отдаленными предками джинсов, — с заклепками в паху и брезентовыми накладками на коленях.