Плюс жизнь

В конце концов, была привлечена тяжелая артиллерия. Дядя Володя просто вынес Арину из моей квартиры. Я не помню, что делал: сопротивлялся ли я? Пытался ли вырвать из их лап свою любовь? Может, и нет… Я снова сдался. Это ужасно. Я ненавидел себя.

— Ты опять один, чувак, — сказал я зеркалу. — Все же было понятно. С самого начала. Не стоило и начинать. Жил без всяких сердечных привязанностей — и нормально. Ты что, забыл, что ты — прокажённый? Ты вичёвый, любить тебе не позволено, ну, если только таких же, как ты сам. Ты же — чёртов Квазимодо, хоть ты и симпатичен внешне. Внутри тебя — твоя уродливая тайна, и каждый, кто узнает про твой вирус, каждый с этой минуты имеет право тебе плюнуть в лицо, напомнить, что на счастье ты права не имеешь. Какая тебе Эсмеральда?.. Жри говно…

Для всех ты вооружен и очень опасен. Вооружен своим вирусом. Для всех, кто знает о твоем ВИЧ, ты — леденящее дуновение смерти. Ты для них — и убийца, и жертва. Иногда тебя даже заживо называют жертвой СПИДа. Превентивно, так сказать…

Но она!.. Для неё ты был человеком. Она в тебе увидела тебя. Что бы она сейчас сказала, поняв, что ты опустил руки и отказался от борьбы? Правильно, она бы выдала что-то вроде:

— Спирин, я тебя ненавижу. Ты сраный предатель.

И я решил: ни с одной потерей в жизни я больше не смирюсь. Нужно было снова её обрести. Я не знал, как, но я верил, что всё получится. Я ни во что так не верил в своей долбанной жизни.

— Да-да, — говорил я себе. — Я прямо сейчас разработаю план действий. Только немного полежу…

В голове мутнело, интуиция говорила: температура больше тридцати восьми.

Да, надо поспать.

Лимфоузлы вызывающе выступали из-под челюсти. Я выпил тройную дозу метазида (начал курс еще с неделю назад, когда обнаружил первые признаки). Сегодня пришлось окончательно признаться себе в том, что у меня, кажется, туберкулез.

И я молил Бога — я не знал, какого, какого угодно, — чтобы это был не он…

***

Асфальтоукладчик, что ли, по мне едет? Жуткая нарастающая боль. Лучше бы и не ложился спать. Взглянул на часы — я проспал половину суток. Вот, еще и слабость. А асфальтоукладчик все давит на грудину. Невыносимо. Я подался вперед, и из меня вырвался кашель.

Вместо того чтобы отвоёвывать у враждебного мира Арину, я выкашливаю свои легкие. Прелестно.

Ну, привет, туберкулёз! Что ж, поехали в больничку? Там с тобой разберутся.

А следующая мысль: ну какая больница? Меня положат минимум на полгода. А то и на год. Как я без Арины? Как она без меня? Но горькая правда, и я это знал, была в том, что если не больница сегодня, то могила завтра.

Пусть это будет частью борьбы за мою малышку — моя борьба за жизнь.

Часть вторая

От капельниц я почему-то все время терял сознание. Врач называла это сном. Но мне казалось, что это был какой-то, мать твою, наркоз. Приходя в себя, я моментально вспоминал про Арину и начинал шарить рукой под подушкой и по тумбочке в поисках телефона, но не успевал закончить начатое, вновь погружаясь в небытие…

Только несколько дней спустя я, наконец, прочел все тридцать восемь накопившихся в памяти телефона сообщений. Она то кляла меня на чем свет стоит, обвиняя в предательстве, то обеспокоенно спрашивала, где я, что со мной и как я себя чувствую? Пью ли таблетки? А потом снова упреки и угрозы, что если я продолжу её игнорировать, она возьмет и забеременеет от своего соседа по парте…

Я хотел написать ей что-то полусерьёзное. Ну, чтобы она была уверена, что я по-прежнему её люблю, но при этом не заподозрила, что моя нынешняя проблема со здоровьем размером с асфальтоукладчик… Но пальцы не слушались, ничего написать не получилось.

С трудом я сел на постели. Закашлялся. На звук повернулись соседи по палате. Спортивного вида азербайджанец жевал хурму и покачивал головой в такт национально-танцевальным песенкам, раздававшимся из его телефона. Очень худой парень увлеченно давил синим пальцем врагов в планшете. Обычный мужик, безликий, как продавец из «Евросети», читал книгу. Они кратко взглянули на меня.

— Это какая палата? — спросил я, чтобы что-нибудь сказать.

— Четвёртая, — ответил азербайджанец.

— А по моим ощущениям, шестая… — буркнул безликий.

Я встал. Это было нелегко. Палата виделась в черно-зеленых тонах.

— Ты куда? — хором спросили соседи. — Тебе ещё лежать надо, посмотри на себя!..

— В туалет я… Где тут толчок?..

— Какой тебе толчок? Утку вон возьми под койкой.

Мне восемнадцать лет, и мне предлагают ссать под себя. Нет, я лучше сдохну.

— Пацаны, скажите, где сортир? — умоляю я.

— В конце коридора, — отвечает азербайджанец. — Давай провожу тебя.

Мне он сразу понравился. Хороший парень. Джавад.

В туалете я достал телефон и набрал Аринин номер.

Она плакала.

— Куда ты пропал?

Я так и не придумал, что бы соврать. Пришлось сказать правду:

— Я в тубдиспансере.

— Я как чувствовала!.. Адрес говори! Какой диспансер?

— Ты с ума сошла… Тебя не пустят…

— Меня — пустят. Не сомневайся, — уверенно сказала Арина.

— Лучше скажи мне, мама твоя успокоилась?

— Она никогда не успокоится, — проворчала Арина. — Только если я её убью, вот тогда да…