Плюс жизнь

— Ариш, не кипятись, — пьяно улыбнулась студентка искусствоведческого Оля, прижимая к груди годовалую дочку, которую она повсюду таскала с собой. — Я же не призываю создавать какие-то там ВИЧ-гетто. Не говорю, что этих деток надо убить при рождении, не дай бог, или что их надо изолировать. Просто я хочу знать, с кем контактирует мой ребенок. Это мое право как матери. Вот Полька вырастет — тогда и решит сама, общаться ей с такими людьми или нет.

— Какими «такими»? — интересуюсь я.

— Ну, вичёвыми этими, — поясняет Оля. — В конце концов, в садиковом возрасте дети ничего ещё не соображают. Кусаются, царапаются. Мало ли что. Лучше перебдеть.

— ВИЧ не передается при укусах и царапинах. Ты описываешь нереальные ситуации, — спорю я. — И потом, ладно садик. Но школа? Институт? Работа? Совсем изолироваться от них у нас с вами не получится…

Приехали. «У нас с вами». Лихо я себя к здоровым-то причислил. Опять смалодушничал.

— Подождите, но вот животные на фермах, им же еще хуже… — снова попыталась вмешаться в разговор Лиза, но её опять проигнорировали.

— А разве, разве ВИЧ-инфицированные дети доживают до института? — удивляется Витя Краб. — Я слышала, что живут они максимум десять лет, и всё…

— Нет, они живут вроде бы немного подольше, — глухо ответил я.

Наверно, все заметили, что мое настроение ухудшилось. Только бы они не поняли, что все это касается лично меня…

А тем временем Витя Краб продолжала делиться своими мыслями:

— Вот Ариша ратует за права вичёвых. Это все, может, и правильно, но разве нет у нашего общества проблем поважнее?.. Разве это они — самая уязвленная группа? Смешно защищать людей, которые по своей же глупости, в основном, заразились, да еще и бесплатные лекарства получают от государства. А если они комплексуют по поводу своего диагноза, то вперед к психологу или в церковь к попам — грехи замаливать, но не надо строить из себя бедных овечек, несправедливо обиженных. Нужно отстаивать только права женщин с ВИЧ, ведь их же мужло заражает, на наркоту сажают тоже они. Но мужики с этим вирусом?.. Вот их точно в гетто! Ты, кстати, подписалась на паблик, который я тебе скинула?..

— Нет уж, спасибо, — усмехнулась Арина. — Я же подмышки брею…

— Да я не против бритья подмышек! — воскликнула Витя Краб. — Ты только себе ответь на вопрос, для кого ты это делаешь. И ответ очевиден — мужло диктует! Они видят в тебе игрушку для секса! Но ты же человек! Почему ты должна быть стройной, сексуальной и выбритой там, где им надо? В конце концов, когда я перестала брить подмышки, я именно тогда поняла, что я — человек, а не средство для удовлетворения похоти.

И тут, я вам клянусь, она сняла свитер и подняла руки. Из подмышек торчали густые розовые кусты. Да, волосы в подмышках она красила в розовый. Меня чуть не стошнило.

Подошел официант и попросил её одеться.

— А вы способны видеть в женщине только сексуальный объект? — стала напирать на него Витя Краб. — А если парень, сидящий за этим столом, снимет верх, ему же за это ничего не будет? Почему то, что можно мужикам, запрещено женщинам? Причём мы-то, женщины, в лифчиках, а они — нет. Парадокс!..

— Вообще, у нас и мужчины должны быть полностью одеты, — сглотнул слюну несчастный официант. — Таковы правила заведения.

— Мы, наверное, пойдем, — сказал я. — Вечер был очень познавательным…

— Ненавижу их всех, — распалялась Арина по дороге домой. — Почему они такие тупые и бесчувственные? И ведь считают, что борются за добро. Смех, да и только. Одна вот подмышки не бреет и красит, другая кормит грудью на каждом углу показательно, третья настолько прониклась идеями ненасилия, что котов одуванчиками кормит. Идиотки. Мир-то и не в курсе, что они его, оказывается, преображают. Они хотят быть феминистками, благотворителями, защитниками животных, естественными родителями, ещё хрен знает кем… Человеком, блядь, никто быть не хочет!.. А главное, любого, кто от них отличается, они сожрут и не подавятся. Не переношу травлю!..

— Эти их разговоры — это ещё не травля, — усмехнулся я. — А вот когда я в тринадцать лет в санаторий попал, вот там мне устроили. Я не особо верю в ад, но там было что-то вроде него, это точно.

***

Манту у меня в то лето вскочила с перепелиное яйцо, вздулись лимфоузлы. Впервые мне стало страшно. Я ощутил реальное присутствие болезни. Впрочем, в тот период (пик переходного возраста — 13 лет) суицидальные мысли особенно часто одолевали меня, поэтому я быстро успокоился — тубик значит тубик. Тогда я думал, что неизлечимо больной может быть только фаталистом.

Оказалось, всё не так страшно, и жизни моей ничто не угрожает. Всего-то надо подлечиться в тубсанатории.

К тому же был очевидный плюс — перспектива не видеть бабушку пару месяцев. Она радовалась этому, кстати, пуще меня.

С дороги казалось, что никакого санатория тут и нет, а один сплошной лес. Ёлки и сосны — глухой колкой стеной.

Меня высадили из автобуса раньше всех.