– Вот и мне так же! – ахнула баба Дуся. – Я хоть тебе признаюсь, так, может, отпустит, раз у нас такой разговор зашел. Еще один грех на мне есть. Пообещай, если начну умирать, ты мне не врачей, а батюшку вызовешь, чтобы я исповедоваться могла. Я ведь раньше батюшек-то недолюбливала, не верила им. Святым верила, а теперь вот что думаю. Святые-то тоже людьми были. У кого-то жена умерла, кто-то ребенка похоронил. На то они и святые, что выдержали. А я так не могу. Мне бы поговорить хоть с кем-нибудь, кто молитвы знает, кто поставлен в храме служить. Не просто же так такую работу дали да паству доверили? Да, не просто. Только я раньше не понимала, все недостатки выискивала. А сейчас душу хочу сохранить. Чтобы злости не было. Хочу умереть спокойно, когда час придет. Поговорю, признаюсь, в чем смогу, что вспомню, большего мне и не надо. И в больницу меня не вези. Не вызволяй меня с того света. Не держи здесь. Если поймешь, что я одной ногой в могиле, дай и вторую ногу туда поставить. Трубки не вставляйте. И отцу своему скажи, чтоб не мешал. А уж про похороны сам решай. Если недорого будет, то пусть отпоют. Сейчас же за все платить надо. Умереть бесплатно и то нельзя. А я, дура, ничего не скопила. Только за вещи и держалась. Сколько хлама насобирала, все выбросить надо. Раньше ведь и на дрова можно было пустить, и на барахолке продать или на кусок хлеба выменять. А сейчас ценности никакой в них нет. Вот была бы Роза жива, она бы точно копеечку отложила. И для себя, и для меня. Чтобы вас в расходы не вводить. Перед Розой я виновата, очень виновата.
– Бабуль, ну какой батюшка, какие похороны?
– А вот такие, – строго прервала его баба Дуся. – Уж я-то знаю, как бывает и почему покойники потом к живым приходят и мучают их. Ты ведь не был на панихиде. Роза хотела, чтобы ее кремировали и чтобы тебя на похоронах не было. Но я настояла. Думала, ты должен с бабушкой проститься, как полагается.
– Я помню, – сказал Петя.
– Ты не можешь помнить, маленький был, – отмахнулась баба Дуся.
– Не такой уж и маленький.
День похорон он помнил так, как будто это было вчера. Баба Дуся посадила его в такси, где очень сильно пахло. Немытым водителем, грязным салоном и еще чем-то едким. Петя зажал нос пальцами – он всегда был брезглив.
– Ишь, неженка какой, – хохотнул водитель, но было видно, что Петя ему не понравился. Водитель то разгонялся на ровных и свободных участках дороги, то вдруг резко тормозил и поглядывал в зеркало. Мол, здорово, да? Петю тошнило, но он стоически терпел. Он пытался смотреть в окно, на пол, на сиденье, однако тошнота не проходила. Баба Дуся заставила его съесть соду перед дорогой, как раз от укачивания, но от привкуса соды тошнило еще больше.
– А мой-то не такой, – рассказывал водитель бабе Дусе, которая сидела хоть и рядом с Петей, но очень отстраненно. – Восемь лет, а уже за руль цепляется. Даю ему порулить на даче. Ездили тут отдыхать, триста километров, а ему – хоть бы хны. Отлил на обочину и дальше поехали! А ваш-то, что такой хилый? Уже борода скоро расти начнет, пора девками интересоваться, а ты все при бабке. Я спрашиваю, чё хилый такой? Ты ж мужик! Мужик должен скорость любить! И в машинах разбираться! Мы с моим пацаном уже и карбюратор перебирали, и фары меняли! Ты карбюратор-то можешь перебрать? Я тебе так скажу, если водить умеешь, то не пропадешь в жизни.
Петя терпел так долго, как мог – и запах немытого тела обильно потеющего водителя с мокрыми разводами под мышками на рубашке. И отстраненную бабу Дусю, которая, вопреки обыкновению, вяло поддакивала, а не активно поддерживала разговор, и резкие торможения. Его вырвало на повороте к кладбищу. Прямо на грязные, давно не чищенные кожаные сиденья. На грязный пол, застеленный газетами. Баба Дуся очнулась, испугалась, забеспокоилась, будто пришла в себя. Начала кричать на водителя, не выбирая выражений. А уж когда баба Дуся не выбирала выражений, то даже у шоферов не находилось ответных слов. Петя сидел в собственной блевотине, и этот родной, его собственный запах казался ему менее зловонным, чем запах пота водителя. И баба Дуся, которая быстро «построила» водилу, тоже была его бабушкой. Он снова был под защитой.
– Чё встал? Назад. Быстро! И если хоть раз дернешь, я тебе этот руль в одно место засуну! Понял? Сволочь! Довел мне ребенка! Деньги берешь, а срач развел такой, что сесть противно! Я еще пожалуюсь! Так пожалуюсь, что тебя быстро с работы выкинут! – кричала баба Дуся на водителя. – Ни стыда ни совести! Языком только трепать горазд, а довезти нормально не можешь!
Сквозь полуприкрытые веки Петя видел, как водитель развернулся и поехал назад. Спорить с женщиной, которая не помнила себя от горя утраты, от переживаний за внука, он не посмел.
– Может, остановимся, у меня вода в багажнике есть, замоем хоть малость? – осторожно предложил водитель.
– Я тебе сейчас так замою, что не отмоешься! – проорала баба Дуся.