После отбоя юноша смог вздохнуть спокойно. Усевшись на кровать, он погрузился в свои мысли. Уильям признал этот день. Особенный, весёлый, непривычный ему. Парень вспомнил своё детство. На лице заиграла улыбка счастья. Уильям Твайнинг, представитель древней дворянской семьи был благодарен Адриану Пендрагону, учителю и простому смертному. Хотя сомнения на счёт личности шута Адриана не переставали терзать гения.
В комнате, где источником света было лишь не завешанное окно, он мог улыбаться в своё удовольствие, не боясь чьего-то вмешательства. Этот день останется в его памяти навсегда. Но и радоваться долго не позволено. Тихий стук дверь и Уильям насторожился. Если бы Ситри или Данталион решили устроить ночной визит, приперлись бы без приглашения. Почему-то он был уверен, что кто-то очень наглый попёр напролом старосте.
Но не успел он открыть дверь, как оказался поваленным на пол ребёнком. Это было настолько неожиданно, что Уильям не смог устоять. Дверь закрыл второй ребёнок, который не был таким эмоциональным. Хорошо приглядевшись, Твайнинг узнал в них Алекса Шоу, зеленоглазого рыжика с веснушками, и Кая Свон, зеленоглазого брюнета с бледной кожей. Причём второй не собирался его отпускать. Наезжать Уильям не спешил, а попробовал сменить своё невыгодное положение и просто сесть. Кое-как, то бишь с горькими слезами ночного маньяка обнимашек, он уселся на полу. Но Свон явно не намеревался отпускать бедолагу. Хозяин комнаты даже опешить не успел. Похоже привык к неожиданностям и прочему.
- Наконец-то, - воскликнул Свон и немного изменился, - Можно вернуться к своей личности, - и вот Уильяма обнимал не ученик Страдтфорда, а неизвестная ему девчушка, которая не перестала говорить: - Ты не представляешь, как долго я ждала нашей встречи. Апостолы, Адель и Мария, запретили к тебе приближаться сейчас, но я не могла так долго ждать, - вот теперь Твайнинг был в шоке. Апостолы? Запретили? Адель и Мария? Блондин в поиске ответа глянул в сторону рыжего, на шеи которого красовался простой чёрный крест. Алекс обреченно махнул рукой, аки не помощник в этом деле, и посмотрел в окно, выглядывая видимое только ему. Вообще, Македонскому до Соломона дела нет, но собратья апостолов, с которыми на духовном уровне родственники, были иного мнения. Поэтому он смиренно терпел. Ему было жутко обидно, ибо детей не посвятили во все тонкости важного дела. Взрослые. Но ведь и он не маленький! Тело - это одно, душа - другое.
- Отбой был полчаса назад, - Уильям постарался быть строгим, однако на фоне общей картины это было комично, - Зачем вы пришли здесь? - поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, обратился к Клео Свон: - И как ты собираешься объясняться? - девчонка опешила, а староста поторопился встать и уселся на кровать. Брюнетка подниматься не спешила, она с непонятным чувством восхищения, или насмешки, обеими руками зажала рот, дабы не засмеяться во весь голос.
- Александр, видишь? - царица Египта вскочила, подбежала к рыжему и потрясла его за плечи. - Соломон, - она обернулась к вздрогнувшему Твайнингу, - Ты прекрасный актёр, но нас двоих тебе не обдурить, - она подошла к Уильяму и нагло уселась на колени, - Потому что, - наклонившись к его уху, тихо и с задором призналась: - Мы твои потомки, - широко улыбнувшись, брюнетка крепко обняла своего, кхм, предка. Твайнинг замешкался с ответом, на его лице плясали разные эмоции: от непонимания до чувства разоблачения(?). В любом случае, Шоу не был доволен такой реакцией. Да и вся эта ситуация начала бесить зеленоглазого рыжика.
- Поигрались и хватить, - со строгостью, что граничит со злостью, начал Уильям, стараясь не смотреть на этих двоих, - Уже поздно, идите спать, - он не видел, как девчушка посмотрела на него с печалью и толикой обиды. Он не видел, как мальчишка сжал кулаки и нахмурился. Но его взгляд полный обиды и ненависти, которая, казалось, накоплена с годами, Твайнинг ощущал каждой клеточкой тела. Свон отошла к двери и, приняв облик мальчишки, поспешила уйти.
А вот Шоу не выдержал и высказался, будто плюнул в лицо:
- Люди зря превозносят тебя, ты как был жалким, так и остался, - мальчонка знал, что человек перед ним не жалкий, но чувство, будто ты простой инструмент в чьих-то руках, дало о себе знать, - Если из-за тебя мы потратим время в пустую, а люди будут страдать, я убью всех, кем ты дорожишь, - угроза, которую он явно не исполнит, заставила блондина повернуться к нему.
- Люди, говоришь? - во взгляде старосты ненависть будто искрилась, - Я ненавижу их, - Уильям говорил спокойно, его слова, будто камень, «били» Алекса, - А ты, игрушка Бога, что можешь? Знания, которыми ты обладаешь, безграничны, не спорю, но, видно, Творец побоялся доверить те все секреты, - какая-то аура силы кружилась вокруг Твайнинга, готовая убить любого, кто осмелиться подойти. А уверенный взгляд и широкая улыбка придавали больше… Как бы это сказать? Они наводили ужас, и Македонский, великий полководец, почувствовал дикий животный страх, которого не ощущал уже очень давно.
***