А у мисс было всё — и красота, и молодость, и деньги. Но не хватало одной малости — славы. И ей прямо грезилось, чтобы ее имя попало в заголовки газет. Поэтому мисс, наплевав на умирающих детей, одной рукой держала разоренного фермера на мушке кольта, а другой — тянулась к телефонному аппарату, чтобы вызвать полицию. И завтра из прессы вся страна узнает ее имя — молодая красивая девушка задержала опасного грабителя, проникшего в ее дом!
И тут тот самый разоренный фермер вдруг заявляет: а ведь если я сейчас просто уйду, вы не сможете выстрелить в меня. Непростое, мол, это дело — убить человека. Противоестественное.
И вот он взял, да и пошел. А мисс как ни трясла перед его носом своим кольтом, так и не решилась на выстрел.
Опираясь на классика, я нынешнюю ситуацию так и трактовал: Эмма разработала свою комбинацию специально для того, чтобы ее имя попало в средства массовой информации, дабы насладиться славой и популярностью.
Но с одним нюансом: эта сука с самого начала собиралась меня пристрелить! Ведь ей ничего за убийство не будет — грабитель был вооружен, и она защищалась. Потому мне и подсунули этот ТТ, да и легко согласились выплатить денежки, которые должны были быть при мне. И хотя я их оставил в машине, меня сие, конечно, не спасало.
Ну а то, что казалось противоестественным для американских девушек девятнадцатого века, вызывает только восторг у некоторых российских баб века двадцать первого.
Мне осталось недолго ждать рокового выстрела, и поэтому пора было действовать — у меня, как и у разоренного американского фермера, имелся свой шанс, правда другого рода.
Я резко выхватил свой ПМ:
— Только шевельнись, сучка! У меня не ваш ТТ с холостыми патронами, а мой боевой «макаров». И я знаю, как из него дырявить людей. Так, чтобы больнее было. Если ты и выстрелишь первой, все равно получишь пару маслин в брюхо! От таких ран умирают не сразу — долго и мучительно. Пару месяцев продержат тебя на аппарате искусственного обеспечения жизнью, а потом отключат к чертовой матери. Хочешь жить — бросай свою пушку! И учти — мне терять уж точно нечего, а ты потеряешь все, что только вообще возможно.
«Беретту» Эмма не бросила, но девушку, в мановение ока превратившуюся из палача в жертву, затрясло самым жутким образом. Идея обменять свою роскошную жизнь на наше двойное самоубийство пришлась ей явно не по нутру.
Я подчеркнуто спокойным шагом подошел к совершенно деморализованной дочке олигарха и забрал у нее из рук пистолет.
И тут открылась дверь, на пороге которой показался Борис. Реквизированная «беретта» немедленно уткнулась ему в лоб.
— Ну что, надеюсь, ты хорошо потрахался со своей подружкой, приятель?
Он что-то злобно промычал, не решаясь шелохнуться.
— Говоришь, оттянулись по полной программе? Тогда искренне поздравляю тебя, Боря. Если везет в любви, то все остальное уже не важно. А теперь вытащи свою пушечку из кобуры и брось ее на пол. Только без резких движений, пожалуйста.
Борис беспрекословно выполнил мою команду.
— А сейчас ты медленно и спокойно пойдешь на выход, а мы с моей подружкой Амалией двинемся вслед за тобой. Мы решили с ней немного поразвлечься за пределами коттеджного поселения. Вот такое у нас обоюдное и неугасимое желание. Тебе ведь не надо объяснять, что такое настоящая любовь?
Борис издал какие-то горловые звуки, будто певец, прочищающий голос перед выступлением.
Я понял свою ошибку: надо дать человеку высказаться, но он не может этого сделать, когда к его лбу приставлено дуло пистолета.
Я отошел на два шага назад:
— Проходи в кабинет и встань у сейфа. Что ты имеешь мне сообщить?
— Тебя ни под каким видом не выпустят отсюда с Амалией, — глухо произнес Борис. — Она — любимая дочь Германа Вельтмана. Если с ней что-то случится, с нас со всех головы снимут. Причем в буквальном смысле, — мрачно добавил он.
— Как раз, если меня с ней выпустят отсюда, с Амалией ничего и не случится. А если не выпустят, то сам понимаешь… Как я уже говорил моей подружке, — Амалия, которую, не переставая, била дрожь, стояла рядом со мной под прицелом «макарова», и я при этих словах нежно поцеловал ее в щечку, — мне при создавшихся условиях терять совершенно нечего.
— Хорошо, что ты предлагаешь? — быстро ответил Борис, уже, видимо, приняв какое-то решение. Решение, явно для меня неприятное.
— Повторяю. Мы все идем на выход и уезжаем. Когда покинем Рублевскую зону — все свободны. Не вижу, какие тут могут быть проблемы, если ты нас будешь сопровождать?
— Я согласен, — немедленно ответил он. — Пошли?
— Пошли, — ответил я несколько растерянно, поскольку взгляд мой уперся в стоящий у сейфа чемоданчик с эмблемой «Сименса». В нем находилось все, чем меня снабдил Борис: фальшивые документы, якобы парализующий спрей и ТТ с холостыми, как я предположил, патронами. Впрочем, они могли быть и боевыми. Так или иначе все это мне было, по сути, не нужно. Спрей наверняка безобидный, документами на чужое имя уже не воспользуешься. Не помешал бы ТТ, но у меня и так было три пистолета — еще один ПМ я реквизировал у Бориса.