Пляж

– Откуда мне знать?

Мы замолчали, внимательно прислушиваясь. Затем мы снова услышали стон, от которого у меня встали торчком волосы на затылке.

– Боже мой, Джед! Включи фонарик снова! Эти стоны действуют мне на нервы.

– Если они действуют тебе на нервы, то почему же ты улыбаешься?

– С чего ты взял, что я улыбаюсь?

– В твоем голосе слышится смех.

– Включи же этот чертов фонарь!

– Нет, – прошептал он. – Мы же не знаем, что происходит.

Мы снова прислушались. Я вспомнил свое первое утро на острове, когда очнулся после лихорадки и бродил по пустой площадке. Довольно неприятное ощущение даже при дневном свете. Вы как-то неуютно чувствуете себя в пустынном месте, где, как вы точно знаете, должно быть полно народу. С жуткими стонами в темноте здесь было раз в десять страшнее.

– Похоже на фильмы о зомби, – мрачно пробормотал я и захихикал. – «Зомби – пожиратели плоти».

Джед не ответил мне. В следующий раз, когда мы услышали стон, мы сумели определить, откуда он донесся. С левой стороны от нас, оттуда, где было раскинуто большинство палаток.

– О'кей, – сказал Джед. – Пошли на разведку. В авангарде пойдешь ты.

– Я? Фонарик же у тебя.

– Мне нужно держать его, а у тебя будут свободны обе руки.

– Свободны для чего?

– Чтобы сражаться с зомби.

Джед зажег фонарик и осветил палатку Грязнули, а я пробормотал ругательство и медленно двинулся по направлению к ней.

Я сделал всего несколько шагов, когда полог палатки откинулся и оттуда высунулась голова Эллы.

– Джед? – спросила она, заслоняясь рукой от света.

– Ричард. И Джед. Что случилось, Элла?

Она покачала головой:

– Забирайтесь сюда. Катастрофа. – Это все Кити, – рассказывала Элла, вытирая лоб Грязнули. Именно его стоны мы только что слышали, и во время нашего разговора он продолжал стонать. Он лежал с закрытыми глазами и обеими руками мял свой огромный коричневый живот. По-моему, он даже не осознавал, что мы сидим в палатке. – Идиот.

Я удивленно поднял брови:

– Почему? Что он такого натворил?

– Он положил в одно из ведер кальмара, а мы нарезали кальмара на куски и перемешали с остальной рыбой.

– Ну и что?

– Кальмар был уже дохлый, когда он проткнул его острогой.

Джед прерывисто вздохнул.

– Почти все отравились. Душевая хижина забита рвотой, а к Хайберскому проходу лучше не подходить.

– А ты? – спросил я. – Ты вроде бы в порядке.

– Всего пятеро или шестеро легко отделались. У меня немного поболел живот, но мне, похоже, повезло.

– Зачем же Кити бросил острогу в дохлого кальмара?

Глаза Эллы сузились:

– Я бы тоже хотела знать. Нам всем хотелось бы спросить его об этом.

– Да… А где же он? У себя в палатке?

– Наверное, там.

– Хорошо. Пойду схожу к нему…

Я выбрал подходящий момент для ухода, потому что, когда я вылезал наружу, Грязнуля сел прямо, и его рвота брызнула во все стороны. Я быстро выскользнул в темноту. В ушах звенело от визга Эллы.

Прошла целая вечность, прежде чем я нашел Кити. В палатке его не было, и, когда я позвал его, никто не откликнулся. В конце концов я решил поискать его на пляже. Он был там. Освещенный лунным светом, он сидел невдалеке на берегу.

Когда он увидел, что я приближаюсь к нему, он сделал движение, как будто собирался удрать.

– Привет, – произнес он упавшим голосом.

Я кивнул и уселся рядом с ним.

– Я не гвоздь сезона, Рич.

– Кальмар тоже.

Он не засмеялся.

– Так что же все-таки произошло?

– Разве ты еще не знаешь? Я отравил весь лагерь.

– Да, но…

– Я был под водой в маске Грега. И увидел этого кальмара. Мы же ели кальмаров сотни раз. Поэтому я метнул в него острогу, а потом бросил его в ведро. Откуда я знал, что он уже подох?

– Так он же не двигался.

Кити посмотрел на меня:

– Теперь я понимаю! Но я думал… я думал, что кальмары, как медузы. Колышутся в воде, и… их щупальца создают иллюзию, что они живые.

– Ты ошибся. Но ты не виноват.

– Да, Рич. Верно. Во всем виноват Жан. – Он замолчал и ткнул кулаком в песок между ногами. – Разумеется, это моя вина! Господи!

– Ладно… виноват ты, но ты не должен…

– Рич, – перебил он меня. – Пожалуйста, не надо.

Я пожал плечами и отвернулся. Лунный свет освещал изломанную расщелину, спускавшуюся по утесам в кораллы.

– Кпау, – тихо сказал я.

Кити подался вперед:

– Что ты сказал?

– Кпау.

– О чем это ты?

– Молния издает похожий звук. – Я показал на расщелину. – Видишь?

Сумасшедший дом

Я посидел с Кити недолго, потому что мне не терпелось узнать, как дела у Этьена и Франсуазы. Кити остался на пляже, поскольку считал, что он, бедняга, еще не готов показаться людям на глаза. Большое потрясение – столько бороться за право заниматься рыбной ловлей, чтобы потом вляпаться в такую историю! Он чувствовал себя особенно виноватым, потому что оказался одним из немногих, кто избежал отравления. Я пытался уговорить его, чтобы он не сходил с ума окончательно, ведь он вряд ли виноват в том, что у него хорошая иммунная система, но это не помогло.