Пляж

На потолке висел вентилятор, достаточно мощный, чтобы гонять воздух, — включенный на полную катушку. Какое-то время я лежал неподвижно и просто смотрел на него. Он действовал на меня успокаивающе, и под влиянием тепла и легкого ветерка я почувствовал, что погружаюсь в сон. Меня это вполне устраивало. Перелет с запада на восток — самое тяжелое путешествие для человеческих биоритмов, и поэтому я решил, что нужно не откладывая приучаться засыпать по местному времени.

Я повернул выключатель. Проникавшего из коридора света было достаточно, чтобы я по-прежнему видел на потолке вентилятор. Вскоре я заснул.

Раз или два я слышал шаги в коридоре. Мне показалось, что это вернулись французы, а потом снова ушли. Звуки эти не будили меня окончательно, и я опять проваливался в сон. Так продолжалось до тех пор, пока я не услышал мужские шаги. Они были совершенно другими — слишком страшными, чтобы, слыша их, продолжать спокойно спать. В них не чувствовалось ни ритма, ни пружинистости — человек с трудом волочил ноги.

До меня донеслись невнятные обрывки английских ругательств, когда он подошел к своему номеру и начал дергать замок. Затем человек глубоко вздохнул, раздался щелчок замка, и в его комнате зажегся свет. У меня на потолке появилась узорчатая тень от противомоскитной сетки.

Я нахмурился и взглянул на часы. Два часа ночи. В Англии сейчас еще только начинается вечер. Интересно, смогу ли я снова уснуть?

Человек тяжело опустился на кровать, и разделявшая нас стена угрожающе задрожала. Он закашлялся, а затем я услышал шелест бумаги — он сворачивал косяк. Вскоре на свету показался голубой дымок, постепенно перебравшийся через сетку ко мне.

Человек молчал и лишь изредка с шумом выпускал дым изо рта. Я уже почти заснул…

— Бляж, — послышался голос.

Я открыл глаза.

— Чертов бляж. Обоим нам…

Голос прервался, его владелец закашлялся.

— …конец.

Теперь я совсем проснулся и сел на кровати.

— Кораллы… голубая вода… мой бляж. Черт возьми, доконал меня… — продолжал человек.

Он говорил с акцентом, но я спросонок не мог определить, с каким.

— Бляж, — повторил он снова, будто выплюнул слово.

Акцент шотландский. Пляж.

Послышалось какое-то царапанье — по стене. Сначала я подумал, что человек пытается опрокинуть ее, и представил, как буду зажат между рухнувшей стеной и кроватью. Сквозь сетку появился силуэт его головы.

— Эй! — позвал он.

Я не шевелился. Я был уверен, что он не сможет ничего разглядеть в моем номере.

— Эй! Я знаю, что ты подслушиваешь. Я знаю, что ты не спишь. — Он поднял палец и попытался проткнуть сетку. Она с треском оторвалась от пластика в месте крепления. Человек просунул руку в образовавшуюся брешь. — Держи.

Темноту прочертил светящийся красный предмет и, в снопе искр, упал на мою постель. Косяк, который он курил. Я схватил его, чтобы не загорелись простыни.

— Ага, — сказал человек и тихо засмеялся. — Наконец-то я тебя расшевелил. Я видел, как ты поднял окурок.

Несколько секунд я просто не владел ситуацией. А что, если бы я спал? Ведь простыни могли загореться. Я бы сгорел заживо. Паника сменилась раздражением, но я справился с ним. Заводиться из-за какого-то случайного в моей жизни человека?! Я по-прежнему видел лишь силуэт его головы, освещенной сзади.

Я поднял окурок повыше и спросил незнакомца:

— Хочешь получить его обратно?

— Ты подслушивал, — сказал он, не обращая внимания на мои слова. — Ты слышал, как я говорил о пляже.

— У тебя громкий голос.

— Скажи, что ты слышал.

— Я ничего не слышал.

— Ничего? — Мгновение он помолчал, а затем его голова просунулась в сетку. — Врешь.

— Нет. Я спал. Ты разбудил меня… когда бросил в меня свой окурок.

— Ты подслушивал, — прошипел он.

— Мне плевать, если ты мне не веришь.

— А я тебе не верю.

— Ну… мне на это наплевать. Послушай, — я встал на кровати в полный рост, так что наши головы оказались на одном уровне, и поднес окурок к проделанной им в сетке дыре, — если он тебе нужен, возьми его. Я хочу только одного — завалиться спать.

Когда я поднял руку, он отпрянул и оказался на свету. Лицо у него было плоское, как у боксера, а нос бесформенный — из-за множества переломов. Его нижняя челюсть была слишком велика по сравнению с верхней половиной черепа, который бы выглядел устрашающе, если бы не тело человека. Челюсть упиралась в шею, настолько тонкую, что казалось невероятным, как на ней держится его голова. Его майка свободно болталась на плечах, как на вешалке.

Я посмотрел мимо него, в его номер. Как я и предполагал, там имелось окно, но он заделал его газетами. А вообще комната была абсолютно голой.

Он просунул руку в дыру и выхватил окурок у меня из пальцев.

— О'кей, — сказал я, решив, что уже в какой-то мере контролирую ситуацию. — А теперь оставь меня в покое, хорошо?

— Нет, — спокойно ответил он.

— Нет?

— Нет.

— Почему? Что тебе… тебе что-то нужно?

— Ага, — ухмыльнулся он. — Вот поэтому-то… — он снова просунул голову в сетку, — я и не оставлю тебя в покое. — Но едва он произнес эти слова, как, по-видимому, передумал. И исчез из поля зрения, скрывшись в углу стены.