Пляска в степи

— Ты мальчишка мне, а не князь! — позабыв про головокружение, дядька Крут подскочил на ноги и едва не упал, пошатнувшись. — Под стол пешком ходил, когда я стал твоим пестуном! Еще смеешь мне… — он задохнулся от обиды и злости и не сумел договорить.

Так и замер напротив сидящего Ярослава, возвышаясь над ним, разъяренный и взбешенный.

— Смею, воевода, — князь поднял голову, чтобы ненадолго посмотреть ему в глаза.

На половине его лица плясали отблески костра, подсвечивая старый шрам на щеке, а другая половина была сокрыта в тени.

— В бой я тебе влезать воспрещаю. Ты на ногах едва стоишь.

Такого оскорбления дядька Крут стерпеть уж не мог. Яростно взмахнул рукой, сжал кулак, потряс им в воздухе и впился гневным взглядом в Ярослава.

— Ну, князь-батюшка, удружил ты мне, своему верному вояке. Удружил так удружил!

Еще раз разрезал воздух взмахом руки и решительно зашагал прочь. Краем глаза он заметил, как следом за ним дернулся Горазд, и услышал, как князь велел:

— Нет. Пусть остынет малость.

Внутри у воеводы все клокотало, кипело от возмущения и стыда. Он князя еще безусым мальцом помнил! Дитем, оторванным от мамкиной юбки. Мальчишкой тот жаловался ему на брата и отцовских дружинников — тех, кто не принимал робичича. Искал у него утешения, а после, как подрос немного, испрашивал совета всякий, всякий раз. Да Крут с родными сыновьями столько времени не возился, как с маленьким Ярко! И вот что получил взамен, чем князь ему отплатил!

Стал не нужен, когда допустил слабину. Самую малость допустил, и князь поспешил от него избавиться. Старый дряхлый вояка…

Крут шел, не разбирая дороги, пока кто-то из кметей не остановил его у самого края лагеря, где заканчивались палатки и навесы — ныне пустые. Князь велел дружинникам ночевать на воздухе под усыпанным звездами небом.

— Воевода, нельзя дальше, — он узнал в говорившем сынка Храбра, Бажена, и едва не вытянул его грубым словом.

Станет еще какой-то чужой, нездешний сопляк его, княжеского воеводу с Ладоги, учить!

Но не успел. Вдали глухо прокричала ночная птица. Раз, другой. Кмети тотчас подобрались, перестали даже шептаться и обратились вслух. Воевода и сам замер, где стоял, мучительно вслушиваясь в темноту ночи вокруг их небольшого лагеря.

Крик ночной птицы повторился, на сей раз — трижды. Отправленные в дозор кмети подали условный знак! Ночной воздух вдруг словно похолодел. Быстрее забежала по жилам горячая кровь, острее стало зрение и слух.

Быть сече!

Тонкий, тихий свист разрезал воцарившуюся тишину, и дядька Крут махнул рукой.

— Уходим, уходим! — закричал он шепотом.

Спустя мгновение в темноте сверкнули яркие вспышки, и на лагерь обрушился град горящих стрел. Часть из них потухла, воткнувшись в землю, а часть попала в палатки и навесы, и те мгновенно занялись, вспыхнули ярким пламенем. Коли спали бы внутри люди, несдобровать бы им.

Еще не успела попасть в цель последняя стрела, когда на месте появились воевода Храбр со своими людьми и князь с обнаженным мечом. Ярослав приказал стрелять из луков в ответ — в темноту за пределами лагеря, и, заметив воеводу, повернул к нему ожесточенное лицо.

— Прошу тебя — ступай к костру, — сказал поспешно, сжав тому руку повыше локтя, и отступил, когда вдалеке послышалась брань и зазвучала речь на чужом языке.

Дядька Крут переступил через себя и повернулся спиной к месту, где предстояло быть сече. За князем неслышной тенью всюду следовал Горазд.

— Не отходи от него, — сказал ему воевода, хоть и знал, что мальчишка и без его приказов умрет за князя.

Он почти дохромал до костра, где сбились в кучу перепуганные женщины, когда услышал позади себя, как заскрежетала, зазвенела сталь, встретившись со сталью.

Княжий отрок IV

Легко сказать — не отходи от князя!

Нет, знамо дело, Горазд не жалился. Как бы он посмел!

Но поспевать за князем — дело непростое. Того-то мало заботили трудности отрока. Не думать же князю в пылу битвы, как бы так поудобнее спиной повернуться, чтоб позади непременно оказался Горазд. Вот мальчишка и вертел головой по сторонам изо всех сил и взгляда с князя не сводил. Не прозевать бы еще, когда на него самого нападут!

Вокруг горели палатки, разрезая светом ночную темень. Свистели со всех сторон стрелы. Горазд заслонялся от них небольшим щитом, надетым на левую руку, и пытался закрыть собой князя. Куда там… Добро, успели кольчуги вздеть да кожаные наручи повязать. Застань их врасплох — и совсем худо было бы. Но князь не дал наемникам с Севера застать дружину врасплох, и нынче их встретил слаженный отпор.

Наемники налетели на лагерь с глухим, гортанным кличем. Как-то князь рассказывал, что он значит, да Горазд не запомнил. Все случилось очень быстро. Токмо-токмо летели еще огненные стрелы, и вот уже зазвенели мечи, и послышались глухие удары стали о крепкие щиты. Мимо плеча отрока просвистело копье, и он отшатнулся в сторону, припав к земле. Рубаха Ярослава Мстиславича мелькнула где-то впереди, пламя горящей палатки ослепило на секунду Горазда, он моргнул и упустил князя из вида.