В стане поймали хазарскую девку, неведомо как оказавшуюся в Степи. Поймали, когда пыталась она зарезать князя. Курам на смех! Но девка, захлебываясь в своей ненависти, сжигаемая изнутри злобой, рассказала о том, чего никто из них не знал. Может, кто-то и догадывался, но верить не хотел. Слишком уж невероятно звучала правда. Слишком уж страшной она была.
Сам Горазд, вестимо, ничего не слыхал. К нему пришла Чеслава. Как оказалось — попрощаться. Она-то и поведала о том, что наговорила хазарская девка. И на одно короткое мгновение захотелось Горазду закрыть глаза и провалиться в спасительный сон, чтобы ничего не слышать и ни о чем не знать. Он струсил, когда воительница рассказала, что нашелся княжич Святополк, которого и след простыл после сечи.
Нашелся на стезе к ладожскому терему, в обход княжьего войска. Хазарская девка вопила, что вырежет княжич под корень весь род Ярослава и сожжет его городище точно так же, как русы разорили хазарское становище и убили достойных, храбрых мужей.
— Как она до князя добралась? — спросил он, когда Чеслава замолчала.
— Да никак, — воительница махнула рукой. — Перехватили ее дозорные еще на подходе. Она уж сама потом призналась, что замыслила князя убить.
— Умом она слабая, поди?
— Нет, — Чеслава грустно усмехнулась. — Не слабая. Убили у нее кого-то, вот и все.
Горазд толком не уразумел, о чем говорила воительница. Почти каждый потерял кого-то в сече: друга, брата, отца, сына, мужа, жениха… Но не всякий замыслит князя убить. Это надо разума лишиться, чтобы такое придумать.
— Мы отправимся с рассветом следом за Святополком. Наших раненых заберет черноводский князь.
Горазд пошевелился и попытался приподняться хотя бы на локтях, но сил ему не хватило. Думать про ладожский терем да про княжича было страшно. А про Ярослава Мстиславича — еще страшнее. Он и помыслить не мог, что на сердце у князя нынче творилось. Да и у всех остальных, у каждого кметя, который мыслил, что главного ворога они уже одолели, когда разбили хазарское войско. Нынче же выходило, что от чужих княжеств они хазар отбросили, а свое — не уберегли. И разоряет теперь Святополк их родные земли, сметает все на своем пути к ладожскому терему.
— Там воевода Крут… — Горазд и сам не заметил, как заговорил вслух. — Он оборонит.
Вздохнув, Чеслава кивнула. Ждала ее в тереме оставленная княгиня… совсем одна, без защиты, без верного человека рядом. Немудрено, что стреляла воительница по сторонам мрачным взглядом, да лицом почернела.
— Береги себя, — шепнул ей на прощание Горазд, смотря на ее повязки. Раздробленной рукой Чеслава шевелить не могла, но, верно, никому и в голову не пришло велеть ей остаться среди раненых.
С собой Ярослав забирал всех, кто мог держаться в седле. Он и сам на ногах неровно стоял, но себя-то князь никогда не жалел. Чтобы одолеть святополковскую дружину, ему понадобится каждый меч. Ведь княжича и его людей не рубили хазары. Не проливали они свою кровь в степи. Ушли они чистыми, свежими; едва ли с десяток наберется тех, кто в сече наравне с хазарами сражался, и все они нашли свою смерть на чужой земле.
Совсем тоскливо сделалось Горазду, когда увел Ярослав Мстиславич дружину в погоню за Святополком. Почти никого не осталось из кметей, с которыми он хорошо сошелся. Гридня Лутобора так и не сыскали. Дикие хазары могли и на куски его разрубить; так, что и родная мать не узнала бы покалеченное тело сына.
Чеслава рассказала, что и Храбр Турворович, и сын его Бажен сложили головы в хазарской степи, и лишь несколько кметей из дружины князя Некраса пережили сечу. Выходило, из-за княжича Святополка вырезали почти целый терем… И нынче он спешил добраться до Ладоги…
Через несколько дней после ухода Ярослава с дружиной из черноводского княжества добрались, наконец, повозки: забрать раненых, пополнить изрядно оскудевшие запасы еды и целебных снадобий. Горазд, провалявшийся на спине едва ли не две седмицы кряду, уже пытался потихонечку вставать, несмотря на жуткую боль в груди, сопровождавшую каждое его движение.
По дороге в сторону черноводского княжества ему рассказали, что хазарскую девку, вознамерившуюся убить Ярослава Мстиславича, не казнили, а вместе с ними везли в терем Буяна Твердиславича. Посулили она выдать место, где мог укрываться Багатур-тархан. Его-то, как и Святополка, во время сражения никто и не видал. И потом не сыскали, когда нашли и разорили хазарское становище.
Уже оказавшись в черноводском тереме, Горазд, как встал на ноги, сходил на пленницу поглядеть. Шибко любопытно ему было, что за девка была. Про нее разные слухи ползли. Кто-то из плененных хазар называл ее дочерью Багатур-тархана, кто-то — женой. Не то самого тархана, не то княжича Святополка… Такое в голове, конечно, не укладывалось. Как могла хазарская девка стать водимой руса, да еще и княжича?.. Про наложниц хазарских Горазд слыхал, а вот про жен — нет.