Пляска в степи

Горазд слушал их и краснел, и все косился на невозмутимую Чеславу. Как бы ни помыслила про него дурного! Никакой он не курощуп, но как тут девке откажешь хлеб взять да ленту?.. Как прознал он, что князь воительницу с собой берет, а не оставляет подле водимой в тереме, так воспрял духом княжий кметь Горазд. Тревожился он шибко, что разлучиться им придется, коли уедет он, а Чеслава станет в тереме их возвращения ждать.

Правда, о мыслях своих дурных никому он не рассказывал, даже матушке — срам-то какой. Кметю положено о князе да дружине радеть, приказы исполнять да со всем ног бежать, коли позовут, а не о девках думы думать. Но коли б все так легко было… Как совладать с тем, что на сердце лежало? Тут уж никакие увещевания помочь не могли. Не шла воительница никак из мыслей у Горазда, хоть что делай. Он уже и по утрам в речку нырял — сам так порешил — чтобы голову дурную охладить. И в дозоре стоять вызывался втрое больше прежнего. И сумки переметные дюжину раз укладывал. Уложит — разберет, уложит — разберет. Лишь бы токмо руки занять.

И никак, ну, никак горячее сердце унять не мог. Все мыслил, что нынче не токмо матери да сестренкам надобно из похода привезти что-то. И Чеславе. И всю голову сломал, пока размышлял, чтобы ей по сердцу пришлось. Уж всяко не ленты в косы да не гребни для толстых кос. Может, кинжал добротный с рукоятью из белой кости? Али новенькие ножны из тонко выделанной кожи?

Пойму, как увижу — так порешил Горазд и встряхнулся, велев себе князю в спину глядеть да ни о чем не думать окромя похода. Всякий стыд он растерял с этой воительницей…

А она-то и не ведала ни о чем, поди. Медленно трусила верхом в сторонке. Изредка князь ее к себе подзывал, переговаривались они о чем-то, и Чеслава с каждым таким разговором все больше мрачнела. Раньше бы Горазд князя приревновал, что, мол, с другим Ярослав Мстиславич тайные беседы ведет. Нынче же он коршуном следил за Чеславой. Как та поправляла повязку на единственном глазе, как перебрасывала с плеча на плечо тоненькую косицу.

И ничуть она не дурна, размышлял Горазд. Злые языки болтают, что первое на ум придет, а толком не разумеют ничего. Велика ли печаль, что одноглаза, когда с луком да копьем похлеще многих из дружины управляется, и повязка ей в том не помеха? Не всякий кметь так топором машет, как Чеслава. И княгиней, поди, всячески обласкана. Как-то на вечерней привале Горазд приметил у воительницы новенькую рубаху на подобии тех, что князь носил, токмо узором чуть попроще. Знамо дело, Звенислава Вышатовна справила. Ее рука легко угадывалась.

Еще про Чеславу говорили, что шрам губы пополам некрасиво разделил. Так Горазд того и шрама и не замечал почти! Да и не шибко-то он на ее губы глядел. Недолго и схлопотать за такое, у Чеславы рука тяжелой была. А что коса тонка — так это тоже не беда. Что ему те волосы… коли косу резать придется, раз берет он ее в жены без выкупа, без родительского одобрения.

Тут обычно Горазд поспешно себя останавливал и дальше мечтать не велел. И так вон до чего дошел уже, до свадьбы! Размышляет, станет ли косу резать али нет. Ха! Да Чеслава его взглядом испепеляет, стоит ему токмо о чем-то заикнуться. Какое уж тут сватовство может быть, когда жених перед невестой робеет и слова мудрого молвить не может.

Взять хоть вечер накануне, когда после скудной трапезы сидели кмети вокруг костра, и, редкое дело, князь вместе с ними остался, а не пошел по лагерю бродить. Говорили, как водится, о доме да оставленной на Ладоге родне. А Горазд возьми да спроси у Чеславы, как она глаз свой потеряла. Ух как она по нему глазом полоснула, он даже назад отпрянул немного, а ведь никогда и ничего не страшился Горазд окроме бесчестия.

Ему потом даже князь сказал, что такое у девки не стоит спрашивать, пусть хоть девка и кметем в дружине зовется, и мечом володеет. Горазд выслушал молча, склонив голову, чтобы Ярослав Мстиславич не увидел, как жарко алели его щеки.

А ведь он по-всякому старался! То лучшее место подле костра для Чеславы прибережет, то лишний кусок хлеба для нее припрячет, когда вечерять начинали. То вызовется коня ее к ручью сводить, напоить. Мол, со своим Ветром все равно собирался, чего же и второго жеребца заодно не взять. А вернет уже — и напоенного, и обласканного, и с до блеска натертой шеей. В общем, и так, и эдак Горазд пытался к Чеславе пробиться, да все никак не выходило. Под конец он уже и пригорюнился. Не девка была — кремень. Как терем каменный, ни с какой стороны к ней не удавалось подступиться.

Седмица шла одна за другой, и к исходу третьей они достигли черноводского княжества.

— Там и отдохнем, — сказал Ярослав, когда вернулись дозорные с радостной вестью: мол, до терема один дневной переход остался. — Буян Твердиславич нас попотчует.

Горазд черноводского князя, знамо дело, никогда не видал. Токмо дядьку его, когда тот в ладожский терем наведывался, и они с князем о союзе сговорились. Дядька ему тогда не пришелся по нраву, но кто же кметя спрашивать будет.