Она спала в палатке под толстой шкурой, когда снаружи раздался шум. Заржали лошади, и громко заговорили мужчины. Она приподнялась на локте, сонно оглядываясь и моргая, откинула с лица длинные черные волосы, растрепанные после сна. На запястьях, вторя движению рук, негромко зазвенели браслеты, которые она никогда не снимала. Снаружи послышался смех и приветственные выкрики, и женщина довольно улыбнулась. Обнаженная, она вылезла из-под шкуры и легла сверху, лениво потянулась всем телом.
В тот момент зашуршала плотная ткань, прикрывавшая вход в палатку, и внутрь завалился ее каган-бек — в заляпанной кровью кольчуге, держа в одной руке меч, а в другой — шлем. Он принес с собой запах пота, битвы и кислого лошадиного молока. Он окинул ее обнаженное тело голодным взглядом и разжал руки, позволив шлему и мечу упасть на покрытый шкурами пол.
— Ох, и славно мы повеселились, — бормотал каган-бек, стаскивая кольчугу и рубаху.
Он смотрел на лежавшую перед ним женщину, на ее черные волосы, разметавшиеся по обнаженной спине и бедрам цвета расплавленной бронзы. Мужчина, пошатываясь, упал перед ней на колени и лег сверху, придавив к шкуре. Огромными руками он обнял ее, подмяв под себя.
— Ох, Иштар… — пробормотал князь в затылок и жадно вдохнул ее запах.
Иштар почувствовала, как его напряженное естество уперлось ей в спину, и вильнула бедрами. Каган-бек овладел ею парой грубых, резких движений, еще сильнее вдавив в шкуру. Его руки грубо мяли ее грудь и плечи, жестко держали за волосы, пока князь, опьянённый битвой и кислым молоком, толкался внутри. Стиснув зубы, Иштар зажмурилась. Наконец, он шумно излился в нее и слез, перекатившись на спину и хрипло дыша. Одной рукой он все еще крепко держал ее за волосы.
— Видела бы ты лицо моего братца, — заговорил мужчина чуть погодя. — Я уж и не припомню, когда эта снулая рыба так удивлялась.
— Братца?.. — Иштар вскинула голову, выбираясь из-под его руки.
— Братца, братца, — довольно кивнул мужчина. — Попугал его слегка с моими витязями, — он улыбнулся.
— Попугал?.. — она облизала враз пересохшие губы. Она не помнила, чтобы каган-бек и ее отец говорили об этом.
— Да что ты заладила переспрашивать?! — воскликнул он и недовольно ударил рукой по шкуре. — Взбодрил братца и его сопляков, чтоб зевали меньше, дороги в степи нынче опасные. Невелика беда! Потрепал слегка перед сватовством.
Иштар закусила изнутри щеки, чтобы больше ничего не спрашивать. Она перекатились к нему поближе, легла на плечо и положила руку на грудь, принялась перебирать жесткие волосы на ней. Каган-бек перехватил ее тонкие длинные пальцы, унизанные кольцами, и переплел со своими.
— Это лишь начало, — сказал он умиротворенно.
— Так и есть, Саркел, — Иштар произносила имя Святополка на хазарский манер.
Брат князя Ярослава Мстиславича повернулся к ней лицом.
— Твой отец не зря поверил мне, — жарко произнес он, вглядываясь в скуластое, худое лицо Иштар, в ее раскосые, темные глаза. — Когда я займу место брата, я заключу с каганатом такой мир, которого никто прежде не видывал.
«Мой отец не зря подложил под тебя меня, Саркел», — подумала Иштар.
Каковы мужчины, Иштар поняла еще в свою двенадцатую весну. Дай им то, что они хотят больше всего на свете — твое тело, и взамен они отдадут свою душу. В ту весну отец подарил ее невинность своему врагу и сразил его к исходу года. Каган-бек русов не был их врагом… пока.
— Так и будет, Саркел, — сказала Иштар, потому что мужчинам не нужно ничего, кроме того, чтобы с ними соглашались. — Так и будет.
О, она многое могла бы ему сказать! Что он напрасно нарушил договоренности с ее отцом, напрасно напал нынче на отряд старшего брата! Напрасно и глупо, таковы уж мужчины, таков уж каган-бек русов Саркел. Зря он раззадорил своего брата, теперь тот будет настороже и не позволит больше застать себя врасплох…
Иштар прикусила губу. О, как же глуп был Саркел!.. Она должна поскорее отправить весть отцу. Ведь покинув накануне хазарский лагерь, тот ни о чем не ведал.
— … сделаю тебя свой княгиней. Каково, а? Княгиня Иштар, — Святополк лежал на мягкой шкуре, разглядывая палатку над головой и позволяя своим мыслям лениво течь.
Она его опьянила, и, ох, Иштар очень, очень хорошо это знала. Совсем не такая, как жены русов — смуглая, поджарая, жилистая. С жесткими сухими волосами и обветренными степью губами; она не так одевалась, не так говорила, не так двигалась. Не мягкая, с плоским твердым животом, без больших грудей; но она позволяла Саркелу владеть ею так, как он хочет. Она была и покорной ему рабой, и яркой вспышкой пламени, и неуловимым степным ветром. Она играла с мужчиной, а он и не ведал.
— … родишь мне сына…
Задумавшись, Иштар отвлеклась от грез своего князя. Он говорил нынче о сыне, и она закусила сухие обветренные губы. Ничто в мире не дается просто так, и у всякой власти есть своя цена. Она дорого заплатила за то, чтобы опьянять мужчин, подчинять их своей воле.