– Ты мне сегодня говорил, будто сожалеешь, что поставил свои задетые чувства выше моей беды. Ты извинился, попытался как-то загладить. Это и есть цена твоих извинений, Ашер? Час угрызений совести – и снова ты ведешь себя по-сволочному?
Глаза его полыхнули гневом, его сила потекла по мне холодным ветром. Но он подавил ее, проглотил, и силу, и гнев, и повернулся ко мне приветливым, пусть и непроницаемым лицом.
– Я только могу еще раз извиниться, ma petite, ты абсолютно права. Это был срыв.
Он отступил от кровати, размашисто поклонился, зацепив пол концами волос. Потом выпрямился демонстративно, будто оправляя рукой плащ.
– И отчего ты срываешься? – спросила я.
– Честно?
Я кивнула, не очень понимая, хочется ли мне полной честности.
– Потому что моим любовником он не будет никогда. Твоим, но никогда нашим общим.
Сперва я не сообразила, кто это «он», о котором идет речь. Недоумение, очевидно, отразилось у меня на лице, потому что он сказал:
– Видишь, ma cherie, это оно и есть, exactement. Мои слова могут относиться к стольким из твоих мужчин, что ты даже не можешь сказать, о ком я.
Снова Дамиан сжал мне руку – не знаю, чтобы мне было легче или ему. Дамиан несколько гомофобен, а носителей этой фобии соседство Ашера не слишком успокаивает.
– Ты хочешь сказать, что злишься за мой подбор мужчин, за то что я все время выбираю не бисексуальных?
Ашер на миг задумался, потом кивнул:
– Да, наверное. Вряд ли я бы сообразил, если бы ты не спросила прямо, но наверное, поэтому я и злюсь. – Он посмотрел на Жан-Клода: – Как он не приходит ко мне из страха, что ты его покинешь, так и я не иду к другим из страха, что для него это будет повод еще сильнее меня отдалить.
– Мы согласились отложить эту дискуссию на потом, – сказал Жан-Клод таким ровным и пустым голосом, какого я от него еще не слышала.
Ашер кивнул:
– Я думал, что могу подождать, но меня душат несказанные слова, Жан-Клод. – Он показал на Ричарда. – Но при нем мы тоже должны быть осторожны. Отпугнуть его – это не годится. Ведь нельзя же нам ему говорить, что он нам кажется красивым?
– Ашер, – начала я, но Мика меня опередил:
– Когда приехавшие мастера покинут наш город, и мы будем знать, что делать с ребенком, тогда все сядем и обсудим твои… трудности.
– Не сядем и не обсудим, – сказал Ашер горько, – потому что будет очередной кризис и очередная причина отложить разговор.
– Даю тебе слово, что Натэниел, Анита и я сядем с тобой и обсудим. За остальных обещать не могу.
Ашер обратил ко мне морозно-голубые глаза.
– Он говорит от твоего имени?
– Говорит, – кивнула я.
Ашер обернулся к Жан-Клоду:
– А ты, мастер?
В последнем слове прозвучал явный сарказм.
– Я не стану во всем связывать себя словом Мики, но в этом я согласен. Мы все обсудим детально, если только ты согласишься какое-то время не поднимать эту тему.
– Твое слово, – сказал Ашер.
– Мое слово.
Ашера как-то отпустило, будто энергия высвободилась. В комнате стало светлее, и дышать легче.
– Я буду вести себя прилично. И спасибо тебе, Мика.
– Не благодари, Ашер. Ты входишь в жизнь Аниты. Если мы хотим, чтобы у нас получалось, надо друг с другом говорить.
– Всегда идеален, да? – спросил Ричард, и уже его злость подняла жар в комнате.
– Нет! – вмешалась я. – Хватит ссор. И пока я сегодня не съезжу к доктору, здесь каждый будет вести себя, черт побери, как взрослый. Это ясно?
У Ричарда хватило такта смутиться. Он кивнул.
– Постараюсь. Унаследовать твой характер – это чертовски затрудняет не беситься каждый раз. – Он слегка засмеялся. – Если это лишь тень того, как все время злишься ты, я восхищен, что ты не стала убивать всех подряд. Такая ярость – это что-то. – Он посмотрел на меня, и сотни эмоций были у него в глазах. – Ты мне когда-то сказала, что твой гнев – это как мой зверь, и я тебе не поверил. Сказал, что твой гнев с моим зверем и в сравнение не идет, что ты не знаешь, о чем говоришь. Я ошибся. О Господи, Анита, сколько же в тебе ярости!
– У каждого свое хобби, – ответила я.
Он улыбнулся и покачал головой.
– Ты должна научиться сдерживать гнев, Анита. Если тебе действительно предстоит перекинуться, то сперва надо научиться им управлять.
Лицо его стало серьезным, и он подошел так близко, что мог коснуться моего лица. Когда он это сделал, наша энергия прыгнула к нему, и давая силу, и прося ее. Мы с Ричардом отдернулись одновременно, потому что это было почти больно – как электрический удар.
– Ну и ну, Анита!
Ричард потер руку. Я свободной рукой тронула свое лицо. Кожу покалывало там, где он дотронулся.
– Я полностью открыла щиты между нами тремя.
– Ты можешь совместить энергию двух триумвиратов Аниты? – спросил Мика.
– Совместить? – переспросил Жан-Клод.
– Удвоить энергию, – пояснила я.
– Поскольку до сих пор никто не создавал двух триумвиратов одновременно, ответа у меня нет. Эта энергия ответила на прикосновение Ричарда.
Я потерла щеку:
– И еще как.
– Тебе больно? – спросил Ричард.
Я покачала головой:
– Только покалывает.
Он кивнул и потер руку о джинсы, будто пытался стереть это ощущение.