Я шепнула, потому что не доверяла своему голосу: я либо снова заорала бы, либо разрыдалась. Ни то, ни другое мне не было нужно.
– Жан-Клод думает, что сила Реквиема может преодолеть мою неохоту. Я должна напитать ardeur, а мне так не хочется. Если сила Реквиема может меня заставить его захотеть, то присылай его, потому что сейчас я никого не хочу. Просто хочу, чтобы ушли все к такой-то матери и дали мне покой.
У любого другого был бы обиженный вид, но не у Мики. Он выслушал все это со спокойным лицом и тихо сказал:
– У всех у нас есть предел прочности, Анита. У всех.
Я стала качать головой, снова и снова.
– Мы не можем себе позволить, чтобы я сегодня сломалась.
Он вздохнул:
– Хотелось бы когда-нибудь, чтобы был момент, когда ты могла бы сломаться, если захочешь.
Я увидела в его глазах непролитые слезы.
– Не плачь, – попросила я.
– А почему? Кто-то из нас один должен.
Он отвернулся, и первая слеза скатилась по его щеке.
Я схватила его за руку, переползла по кровати, прижала к себе. И тут, как я и знала, я сорвалась. Я рыдала, вопила, цеплялась за него, и сама себя за это ненавидела. Слабачка, чертова слабачка.
Глава тридцатая
Где-то посреди этого срыва я поняла, что меня держат еще чьи-то руки, не только Микины. Я отталкивала их, наполовину вырывалась, наполовину цеплялась сама, будто не могла решить, хочу я, чтобы меня не трогали или чтобы не отпускали. Услышала истерический голос: «Не хочу… не могу, не могу!», поняла, что голос этот мой, но все равно не могла перестать.
– Не могу я этого ребенка, тесты, ardeur, не хочу, не хочу новых мужчин, хватит с меня, хватит!
Потом слова сменились всхлипываниями, наконец и они прекратились. В конце концов я просто затихла в их объятиях, слишком усталая, чтобы шевелиться, чтобы протестовать. Потому что где-то посреди всего этого Ричард прижал меня к себе, к своему телу, и я ничего больше не чувствовала, только как он держит меня. Ничего, ничего не чувствовала, и была рада. Слишком много у меня было последнее время чувств, слишком много.
– Ее энергия ощущается по-другому, – сказал он, и голос звучал дальше, чем должен был. Он высок, но я-то лежала у него на коленях, не так далеко.
Чьи-то еще ладони ощупали мои руки, лицо, плечи. У меня закрывались глаза, открывать их не хотелось, не хотелось никого видеть. Никого из них.
– Ей холодно.
Голос Жан-Клода, рука его убралась от моей щеки.
Да, холодно, мне было очень, очень холодно. До самой сердцевины, будто никогда уже мне не согреться. Руку задел мех, и я открыла глаза, увидела склонившегося у постели Натэниела. Лицо его все еще было этой незнакомой смесью человеческого лица и леопардовой морды. Один раз, один раз было это лицо надо мной, когда мы любили друг друга. Всего один раз.
Чьи-то руки тронули мое лицо, повернули посмотреть на Ричарда и Жан-Клода. Руки, их руки, по обе стороны моего лица. Такие теплые руки. Не сразу я поняла, что обе руки теплые. Неужто Жан-Клод столько силы набрал на Огюстине, что до сих пор теплый на ощупь?
Их лица расплывались у меня в глазах, как я ни щурилась.
– Вы оба теплые, – шепнула я.
Ричард заговорил медленно, тщательно выговаривая слова, будто боялся, что я их не пойму.
– Анита, ты на ощупь холоднее Жан-Клода.
Я нахмурилась, пытаясь навести глаза на его лицо. Почти удалось, но у меня будто внимание рассеялось перед тем, как я смогла их заставить слушаться.
– Что-то не так. Не так.
По-прежнему шепот, а ведь я говорила вслух.
– Да, – сказал он, – что-то не так. Он глянул на Жан-Клода: – Я не чувствую ее. Она у меня на руках, а я не чувствую ее энергии.
– Она отдаляется от нас, – сказал Жан-Клод.
– Отдаляется – что это значит? – спросил Ричард.
– Я думаю, ma petite пытается разорвать связи, привязывающие ее к нам.
– В смысле – разорвать триумвират?
– Oui.
– А она это может? – спросил кто-то.
– Анита сможет сделать все, что захочет, – произнес рычащий голос Натэниела.
– Не знаю, возможно ли это, но знаю, что она пытается, – сказал Жан-Клод.
– Это подорвет твою власть начисто.
Голос Ашера, хотя мои глаза не могли его в комнате найти.
– Значит, так тому и быть, – сказал Жан-Клод. Я старалась разглядеть его, увидеть, как он смотрит на Ричарда. – Ричард, зачем такая трагическая маска? Ты же освободишься от триумвирата, Ричард, освободишься от меня.
– Ты знаешь, что я этого хочу, но чего это нам будет стоить? Она так холодна на ощупь.
В поле моего зрения вплыло лицо Жан-Клода.
– Ma petite, сбрось щиты. Сбрось так, чтобы я тебя ощущал. Дай поделиться с тобой энергией. Ты в тревожном состоянии, ma petite.