Эта жена-девочка Пирожок Харральсон, словно только что из “Чи-Омеги” и “Младшей лиги”, испытывает нездоровое влечение к отцу, могучему человеку с холерическим темпераментом, выросшему на “южном мятлике”. Пирожок вполне осознает, что ее муж, Бадди, представляет одну вершину Треугольника, а ее отец – другую. Она настраивает их друг против друга. Сам дом кажется лишь еще одной фигурой в игре “любовь – ненависть – любовь”, в которую она играет с отцом. (“Что за странные у них отношения”, – замечает один из героев.) К концу первого разговора с Колкит и Уолтером Пирожок весело восклицает: “О, папа этот дом просто возненавидит! Придется его связывать!"
Бадди тем временем попадает под крылышко Лукаса Эббота, новичка в юридической фирме, в которой Бадди работает. Эббот – северянин, и мы мимоходом узнаем, что он покинул Нью-Йорк из-за скандала: “…что-то с одним из клерков”.
Соседний дом, который, по выражению Сиддонс, оборачивает против людей их тайные слабости, с ужасной аккуратностью переплетает все эти элементы. К концу вечеринки по случаю новоселья Пирожок начинает кричать. Гости сбегаются, чтобы узнать, что случилось. И видят в комнате, где оставляли пальто, обнявшихся обнаженных Бадди Харральсона и Лукаса Эббота. Папа Пирожка, который увидел их первым, умирает на полу от сердечного приступа, а Пирожок кричит.., и кричит.., и кричит…
Если это не южная готика, тогда что же это?
Суть ужаса этой сцены (которая по кое-каким причинам очень напоминает мне ошеломляющий момент в “Ребекке” (Rebecca), когда безымянная рассказчица заставляет гостей замереть, спускаясь по лестнице в костюме, который носила ужасная первая жена Максима) в том, что социальные обычаи не просто нарушены: они нарушены прямо на наших выпученных от шока глазах. Сиддонс очень точно взрывает этот заряд динамита. Вот случай, когда разрушается все: за несколько секунд рухнула и жизнь, и карьера.
Нам нет необходимости анализировать душу автора произведений ужасов; нет ничего скучнее людей, которые спрашивают: “Почему вы пишете так странно?” или “Испугала ли вашу матушку, когда она была беременна вами, двухголовая собака?” – и никто не раздражает так сильно, как они.
Я не собираюсь уподобляться им, но хочу сказать, что сильное воздействие “Дома по соседству” объясняется тем, что автор хорошо понимает социальные границы. Любой, кто работает в жанре ужасов, имеет четкое – иногда даже болезненно развитое – представление о том, где кончаются социальные (или моральные, или психологические) рамки общепринятого и начинаются белые пятна табу. Сиддонс лучше других способна обозначить границы, отделяющие социально приемлемое от социально кошмарного (правда, тут на память снова приходит Дафна Дюмарье), и я уверен, что в детстве ее учили, что нельзя есть, положив локти на стол.., или заниматься извращенной любовью в комнате для пальто.
Она снова и снова возвращается к теме нарушения социальных обычаев (как и в своем раннем романе – не о сверхъестественном, – в книге о юге “Отель печали” (Heartbreak Hotel)), и на самом общепонятном символическом уровне “Дом по соседству” можно считать забавным, с примесью страшного, социологическим трактатом о нравах и обычаях Пригорода Умеренно Богатых Людей. Но под этой внешностью мощно бьется сердце южной готики. Колкит говорит, что даже близкому другу не в состоянии передать, что увидела в тот день, когда Анита Шихан окончательно и безвозвратно потеряла рассудок, и однако рассказывает об этом с яркими, шокирующими подробностями. В каком бы ни была она ужасе, Колкит видела все. В самом начале романа она сама сравнивает “Новый Юг” со “Старым Югом”, и весь роман в целом есть такое сравнение. На поверхности мы видим “непременный “мерседес” табачного цвета”, отпуск в Очо-Риос и “Кровавую Мэри”, обильно посыпанную укропом, у Ринальди. Но под этим таится то, что заставляет сердце романа биться с такой поразительной и грубой силой, – таится Старый Юг, южная готика. На этой глубине действие романа происходит вовсе не в фешенебельном пригороде Атланты – оно происходит в том мрачном округе сердца, который так удачно нанесла на карту Флэннери О'Коннор. Поскребите посильнее Колкит Кеннеди – и вы увидите миссис Терпин О'Коннор, стоящую в своем хлеву в ожидании откровения.